Последняя командировка - [74]

Даже в кухне говорили о Терешкиных — о девочке, которой грозила слепота. Владимир Иванович хлопотал для нее место в санатории.

О них знали и подробности: что девочка сирота и живет с неродной матерью. Что старшая дочь Терешкиных выходит замуж и, значит, уже не является претенденткой на жилплощадь. Следовательно, другим достанется больше. Ведь Терешкиных очень много.

У Леночки эти Терешкины вызывали воспоминания о деревянных матрешках — «мал мала меньше», — которые помещаются одна в другой.

Однажды, после продолжительного разговора с Владимиром Ивановичем, бабушка тоже стала членом Комиссии содействия.

Она стала ходить к избирателям вместе с теми двумя женщинами, а иногда брала с собой и Леночку.

Соседи относились к этому по-разному: Эмма Францевна говорила, что ребенок «будет заразиться», Ольга Ивановна считала, что не стоит перегружать детское сердце тяжелыми впечатлениями, Инесса не знала, какой точки зрения держаться. Ей казалось, что обе женщины правы, но, с другой стороны, убедительны были и доводы Варвары Никаноровны.

— Пусть научится думать о других.

Инесса стала на ее точку зрения.

И вот идут они от старухи, которую нужно положить в больницу.

— Почему мы все ходим к старым, больным и детям?

— Потому что им нужно помочь.

— Они слабые?

— Да.

— А мы сильные. И ты сильная?

— И я еще сильная.

— А теперь куда мы пойдем?

— К девочке, у которой болят глаза.

— Как ее зовут?

— Кажется, Лиза.

— А сколько ей лет?

— Вот уж не знаю. Она в восьмом классе…

— Мы ей поможем, бабушка?

Молчание. Только резкое движение руки, которая крепко держит Леночку за плечо, — они переходят улицу.

…Отец вернулся поздно. Леночка лежала на диванчике у себя за занавеской, но никак не могла заснуть. Она думала о Лизе, которая может ослепнуть. Как сделать, чтоб этого не случилось? Владимир Иванович сказал, что Лизу положат в больницу, а потом отправят в санаторий. Значит, ей придется остаться на второй год. Неизвестно, что хуже. Неизвестно, насколько Лиза ослепнет. Вот Эмма Францевна говорит, что она слепая. Она не может вдеть нитку в иголку. Потом Леночка вспомнила гражданина, который просил перевести его через улицу. Он стоял и постукивал палочкой, нащупывая ею край тротуара…

Люди бывают слепы по-разному. Одни — больше, другие — меньше. Эмма Францевна не видит игольного ушка, Инесса надевает очки, когда читает, а бабушка не видит душу скрипки, даже когда она находится тут, прямо вот тут…

То же самое со слухом; большинство людей глуховаты. Более или менее. Бабушка слышит гуденье комара, но не слышит Большой Марии, даже когда она поет…

Гражданин, который нащупывал палкой тротуар, очень хорошо слышал — он обернулся, когда Леночка подошла к нему сзади, но он СОВСЕМ НИЧЕГО НЕ ВИДЕЛ, даже тротуар.

Ослепнуть, не видеть вовсе ничего. Нет! С Лизой этого не должно случиться. Леночка вздрогнула и повернулась на другой бок. «Спи, спи», — сказала бабушка, и она постаралась, но не смогла.

Большая Мария тоже не спала, сидела, тараща на Леночку глаза. Может быть, у нее тоже были какие-нибудь невеселые мысли. Пришлось встать и уложить ее. Леночка покрыла Кузьму лоскутным одеялом — он даже во сне не расставался с барабаном. И легла, и начала дремать, и начала уже видеть сон, когда ее разбудил голос отца. Сначала разговор велся полушепотом, вылетали только отдельные громкие слова. Потом все слова стали громкими. Отец сердился:

— Я вам говорю, что получил квартиру. Вот, ордер у меня в кармане… Неожиданно вышло, а вы мне толкуете…

— Николай Сергеевич, есть люди, которые нуждаются больше нас.

— Не знаю. Мы тоже очень нуждаемся. Мне нужна отдельная комната, чтобы работать, Леночке — чтобы заниматься музыкой. Да и вам нужен покой.

— Мой покой еще далеко, — сказала бабушка, и в голосе ее прозвучали странные нотки: не то она была обижена, что ей не дают отдохнуть, не то гордилась этим.

Итак, Королевы получили ордер на отдельную квартиру. Всем было жалко, что они уезжают. Бабушка тоже была очень грустна, Леночка — в оживлении. Ведь всякие перемены — праздник для молодых. Весел был и отец.

— Как же мы с Леночкой будем без вас? — сказала Варвара Никаноровна своим соседкам, и в голосе ее прозвучала растерянность.

— Не в другой город едете. Взяли трубочку и позвонили. В гости будем друг к другу ездить, — болтала Инесса, утешая бабушку, но ей тоже было ужасно жалко, что уезжают Королевы.

— Хоть десять раз на дню звоните, — говорила Ольга Ивановна.

Леночка сказала:

— Я не могу себе представить, что утром проснусь, выйду из комнаты, а вас никого нет.

— Зато у тебя будет своя комната.

В ночь накануне отъезда Леночке приснилось: она стояла маленькая среди народа, и детская ее скрипочка, вздрагивая, лежала на ее плече. Смычок не касался скрипки, и все-таки она пела, вздрагивая на ее плече. А за нею шло множество женщин, тьма женщин — молодых, старых и маленьких, и Леночка поняла, что это они плачут и поют, а скрипочка только резонирует.

Подъехала машина, начали выносить вещи.

— Прощайте, милые, — сказала бабушка и всем поклонилась: — Тяжело мне покидать вас и комнату, где умерла Леля.

Присели по обычаю, а потом вышли все вместе во двор, ведя под руки бабушку. Она ослабела от волнений и усталости. Она думала: «Должно быть, я недолго протяну, и лучше бы мне умереть здесь, около своих».