Последняя командировка - [42]

XII

Из письма к Обелину

«…И хотя Никитину моя затея показалась ребячеством, но я решил не отступать. Я хотел бы поближе сойтись с этими людьми, хотя они встретили меня насмешками, Николай Николаевич славный парень, обаятельный человек. Однако не могу понять, как терпит он этого Мамулина. Постараюсь выяснить. Я вникну в их жизнь, вколочусь в нее, как гвоздь, если они не захотят принять меня добровольно, и они увидят, что я им нужен. Я, брат, все тут переверну. Я добьюсь, чтобы дамба была построена вовремя — ведь люди второй год живут под угрозой наводнения. Школа и больница за пять километров от поселка, на другой стороне линии. Моя хозяйка учительница уходит из дому на рассвете, чтобы попасть в школу к восьми часам утра. А каково детям? Или поселок надо передвинуть ближе к линии — кстати, это избавит людей от угрозы наводнения, — или наладить транспорт, построить дорогу, по которой можно было бы ходить и ездить. Ведь люди обосновались здесь надолго, многие — навсегда.

Вечер первого дня прошел томительно. В этой новой, непривычной обстановке я не знал, куда себя девать. Начать писать я еще не мог. Хотя здесь все великолепно и величественно.

Немножко помогли мне скоротать время девушки: Иванна, о которой я тебе писал, и подруга ее Галя — чертежница. Они много порассказали мне о здешней трудной жизни, тяжелой особенно для стариков и детей, потому что часто не хватает необходимого. Бывают перебои со снабжением, трудно с обувью и одеждой, и климат здесь здоровый для молодых и для тех, кто к нему привычен, но старые да малые плохо переносят морозы.

А молодым недостает развлечений, но я наговорил им всякой всячины о том, какой изумительный город вырастет здесь, среди тайги, в будущем. Город, в котором будут даже санатории, потому что воздух здешний целебен, а красота возвышает душу и обостряет чувства. Я абсолютно верил в то, что говорил, и они мне поверили. Я поднял им настроение.

Возбужденный этим разговором, я долго не мог уснуть. Мне очень хотелось самому принять участие в создании этого города и чтобы они поверили мне не напрасно.

Но я чувствую себя растерянным и не знаю, за что мне взяться, с чего начать. Мамулин обещает окончить дамбу в срок. Он за себя не тревожится, так как живет за линией, и ему, здоровому мужику, ничего не стоит отмахать пять километров. На другой день я попробовал с ним поговорить на эту тему, то есть о неудобстве сообщения, о детях, о школе и прочем, и насчет перенесения поселка. Он сказал, что переносить поселок нет никакой надобности, так как дамба будет построена; что запланирована дорога, по которой будут ходить машины и пешеходы, что Иркутский облисполком обещал пустить автобус. А перенесение целого поселка обойдется государству очень дорого, да и рабочим удобнее жить поблизости от строительства. Все это он мне изложил довольно путано и не без раздражения. Слушал он меня нетерпеливо, отвечал неохотно и глядел подозрительно. Ужасно не нравится мне этот человек. Ну да бог с ним… Я боюсь спросить тебя о Лизе. Бывает ли она у вас? Как идут ее дела в больнице? Я уехал, даже не простившись с ней, и намеренно… Мне трудно это тебе объяснить, но я чувствую себя виноватым, и она вправе считать меня подлецом. Сейчас, в разлуке, я люблю ее болезненней и душевней. Мне бы хотелось, чтобы она об этом знала, но я никак не могу заставить себя ей написать. Я боюсь, что начну оправдываться и от этого покажусь еще более виноватым. Лиза всегда под ударом. Она из тех, кто в любом случае страдает, заслужили они эти страдания или не заслужили. Она из тех, кого всегда наказывает судьба.

Повидай ее, пожалуйста, расспроси обо всем и напиши мне. Когда пройдет какое-то время, я, вероятно, сумею найти нужный тон и слова для письма к ней. Обо мне ты можешь ей сказать все, что захочешь. Можешь сказать, где я нахожусь и почему. Словом, как считаешь нужным. Я буду рад, если она мне напишет — я соскучился по ней. И вопреки всему, что мутит мне душу, я хочу ее видеть, но не смею, конечно, надеяться, что она приедет. Своим я написал, сообщил адрес, но если будут письма на твое имя — перешли.

Ну вот, пока все. Пожелай мне доброго пути на этом новом и странном поприще».

От Обелина к Смольянинову

«Конечно, ты молодец, Дима, но, прости меня, это все-таки авантюра и не по возрасту. В наши годы надо жить спокойно и с комфортом. Я только недавно вернулся из тайги и хлебнул лиха, поэтому знаю, что говорю. Расшалилась вдруг печень, а там пища острая. Провалялся после того дней десять, и сейчас еще сижу на твороге и манной каше. Кроме всего, чуть не заблудился в тайге: рыскал по следам могучего старика, который в свою очередь преследовал медведя. Не знаю — догнал ли он медведя, но я сдрейфил и вернулся, так его и не повидав. Подвела чертова печень. Так-то, и ты не забывай о своих пятидесяти годах и лучше возвращайся в Абакан.

Впрочем, я верю, что твое пребывание на стройке будет и тебе и людям полезно. Ты любишь их, значит, и они полюбят тебя. Так всегда бывает.

У Лизы я был. Она хорошо выглядит и хорошо себя чувствует. В больнице дела идут отлично. Она полна новых впечатлений, энтузиазма и прочее. (Нахожу в вас некоторое сходство). Я дал ей твой адрес и по мере своих малых сил выполнил твое поручение. Мне показалось, что она еще не успела по тебе соскучиться.