Последняя Империя - [32]

Джип с досадой дернул плечом.

– Ну, откуда я знал, что тебя уже спрятали? Откуда? Вспомни-ка: я дома не ночевал, а потом на улице меня встретил Грогут, сказал… Ну и…

– Так это тебя… тридцатого? – сказал трактирщик.

– У вас в тот день был скверный кофе, – поддразнил его Джип.

– Пригорел, – угрюмо сказал трактирщик. – Я всегда говорил, что этот парень что-нибудь да выкинет.

Профессор перевел дух и закричал на Джипа!

– А кто тебе разрешил это сделать, а? Ты почему, а?

– Вечно раскричится, – пробормотал Джип. – Отстань, ладно?

– Ну, не буду, – сказал профессор, – не буду, не сердись. На чем мы остановились?

– Да, – сказал суперимператор задумчиво, – сперва это было необходимо. А потом… стал я бояться. Подумай: у каждого родственники, друзья. По ночам спать перестал. Одно думаю: кто-нибудь да отомстит. Утром отдашь приказ насчет этих… родственников и прочих… А у них свои друзья, свои родственники. Значит, начинай сначала, – он сделал безнадежный жест рукой. – И кому верить? – суперимператор говорил будто сам с собой. – Уж личная охрана через какое сито проходила… Глядит на тебя преданными глазами. А может, проморгал какой-нибудь чиновник, недопроверил… и у него, может, брат казнен или отец… только и ждет, когда отвернешься… – гримаса ужаса исказила его морщинистое лицо. – Не знаете вы, как я живу. Все меня боятся, а я, – он прокричал это, – я-то как боюсь! Такого страху… никто… никто!

Пип следил за ним с прищуром, громко посапывая. Достал из кармана портсигар, вынул сигарету, почиркал спичкой, шумно затянулся.

Трактирщик угрюмо сказал:

– Во-от оно как… А я все думал: зачем зря губит людей?

У Цезаря-Адольфа вырвался сдавленный смешок.

– Ничего себе – зря! Думаете, вы один такой догадливый? Один понимали, что я их… зря? – он махнул рукой. – Пожалели бы вы меня… увели отсюда… спрятали! – это вырвалось у него искренне, в какой-то смертной собачьей тоске. Пип громко вздохнул и выпустил огромный клуб синего дыма. – Послушайте, – просительно сказал суперимператор, – а можно мне закурить? Двенадцать лет мечтал о папиросочке!

Пип протянул ему портсигар с русалкой. Суперимператор трясущейся рукой взял сигарету, но не донес ее до рта, спросил боязливо:

– А они у вас… не отравленные?

– Я же курю, мистер суперимператор, – сказал Пип с упреком.

– А спичку? – сказал Цезарь-Адольф.

Пип тряхнул коробком.

– Спички кончились, прикуривайте так, – он покосился на сигарету. – Э, погасла…

– Да вот вам вместо спичек, – сказал Джип, протянув суперимператору зажигалку. Увидев перед носом пистолет, тот коротко, жалобно вскрикнул:

– О-о! – и упал в кресло.

Через минуту, осмотрев тело, профессор сказал:

– Он умер, – и уронил руку, в которой больше не бился пульс. – Бедный глупый человек!

– Можешь оживить его, если хочется, – сказал Джип, пожав плечами.

– Не успею. Разрыв сердца.

– Джип, Джип! – сказал Пип. – А что теперь с ним делать?

– Давай засунем его в камеру, – сказал Джип.

(Здесь в точности записаны все те слова, которые были произнесены над телом владыки последней империи на планете Земля). Затем Пип и Джип внесли останки в камеру и положили их там, накрыв черным фартуком. Одна за другой хлопали, защелкиваясь, бронированные двери. Джип сказал Пипу:

– А теперь смоемся.

Но Пип возразил:

– А это все кому? – он указал на стол, уставленный едва початыми яствами и графинчиками. – Собакам, что ли?

– Пип, мы уходим, – сказал Джип.

– Валяйте, – нахально ответил Пип.

– У меня дел по горло, – сказал Джип. – Слышишь?

– Слышу, – спокойно ответил Пип.

– Я не стану тебя отсюда вытаскивать, так и знай, – сказал Джип.

– Не нуждаюсь, – невозмутимо ответил Пип и позвенел отмычками.

– Остаешься? – с угрозой спросил Джип.

– Остаюсь, – лениво ответил Пип. И тогда Джип сказал профессору и трактирщику:

– Пойдемте.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ЕЩЕ ОДНО ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Радио молчало. И снова стали слышны звуки, от которых горожане отвыкли: шарканье шагов по мостовой, шорох, с которым ветер гнал обрывки газет, проспекты несостоявшегося празднества, разноцветные обрывки серпантиновых лент, выметенных с трибун суперимператорского цирка. Пронзительный ветер хозяйничал в столице, заключенной в стенах из монолитного железобетона с зубцами, обмотанными колючей проволокой. Ветер свистал на всем пространстве от харчевни "Дядюшка Мирбо" до оптового склада "Токсима и сыновья. Рогожа и кожи". Ветер громыхал жестяными вывесками, обрывал со стен правительственные распоряжения, а с губ – шепотки, шепотки… Был слышен шум и свист ветра, а радио молчало. И это было страшно. Среди дня закрылись ставни домов и улицы опустели. Редкие прохожие шли не в ногу, пугливо оглядываясь: видно, уж самая крайняя необходимость выгнала из дому, хотя день был вовсе не плохой, только дул ветер, но солнце светило ярко.

Джип один стоял на Королевской улице и, чему-то усмехаясь, рассуждал сам с собой:

– Согласится или не согласится? Вот ведь не думал… Забавно! А городишко-то притих. Сидят по норам, съежились, ждут, какие последуют указания из мозга империи. А там вместо мозга – Пип. Налакался и дрыхнет. И мне еще за ним идти, вытаскивать, если сам не объявится… Согласится или не согласится?