Последний зов - [5]

Его обдало жарким, влажным дыханием разгорячённого скачкой коня, к лицу прикоснулись тёплые, мягкие лошадиные губы. От этого он мгновенно очнулся, вскочил, непонимающе завертел головой, не узнавая Орлика, на котором по тревоге прискакал старший лейтенант Иванов, смутно видел белевшее над ним в темноте лицо коновода, Жигалкина.

— Оклемался? — спросил коновод. — Давай садись на Орлика. Старший лейтенант приказал.

Ведерникова шатнуло вперед, к горлу подступила противная тошнота. Его вырвало.

— Где Новиков? — спросил, слегка заикаясь и сплёвывая.

— Тама твой отделенный. — Жигалкин неопределенно мотнул головой. — Живой и здоровый. Садись давай, без пересадки дуй на заставу. Некогда разводить тары-быры. Не слышишь, что ль?

— Где Новиков, спрашиваю?

— Русским языком говорю: тама твой отделенный. Делом занятый.

— А нарушитель?

— Давно отправленный куда надо. — Коновод в сердцах дёрнул поводья, и Орлик от боли рванул морду кверху. — Садись, сказано, не то на своих двоих отправишься. Не слышишь, какой внизу тарарам? Или ухи заклало?

За косогором еще постреливали, раздавались возбужденные голоса, и, перекрывая их, над хаосом звуков слышался гневный голос Иванова:

— Не стрелять!.. Прекратить стрельбу!.. Все ко мне!..

У Ведерникова звенело в ушах, болела голова. Саднило вспухший висок. Но он безошибочно узнал голос старшего лейтенанта 4-резкий, чуть хрипловатый — и поначалу лишь удивился, почему нельзя стрелять по врагу?! Почему! Сознание не принимало совершенно нелепой команды. Ведь только что дрались не на живот, а на смерть. И вот на тебе — «прекратить!». Бить их, гадов, смертным боем!.. Он машинально потрогал висок, но крови не обнаружил, наклонился, за автоматом и, не сразу найдя его, стал шарить в траве, сплевывая и ругаясь.

Его опять вытошнило. Приступ рвоты отнял желание ринуться вниз, к воде, где окончательно стихла стрельба по удирающим врагам.

«Выходит, здорово меня садануло, — подумал, взгромождаясь с помощью коновода в седло, неуклюже пав на него кулем и снова ругнувшись с досады. — Не иначе прикладом поддали».

Застоявшийся Орлик взял с места намётом, прямиком на заставу, едва не выбросив неумелого всадника из седла, заставив пригнуться к луке и вцепиться обеими руками в подстриженную щеткой колючую гриву.

* * *

Старший лейтенант Иванов обратно в подразделение не спешил, людей отправил домой; задержав при себе Новикова с Жигалкиным, затеял тщательный обыск местности. Оба ползали по росистой траве, шарили руками под нетерпеливые понукания Иванова.

— Ну что, что? — то и дело спрашивал он в нетерпении. — Нашли?

В одном месте Новиков нашёл несколько стреляных гильз.

— Не густо, — с досадой сказал Иванов, заворачивая гильзы в лоскут вырванной из тетради бумаги, один понимая вложенный в это слово глубокий смысл.

На заставу возвращались пешком. Старший лейтенант молчал, покуривая в кулак, и при каждой затяжке огонек папиросы высветлял его глаза под насупленными бровями. Двигались неспешным пограничным шагом; по обе стороны Буга распростерлась густая, отдающая порохом тишина, и её нарушал лишь гул моторов, наплывами несшийся издалека, то усиливаясь, то затихая, да назойливый стрекот неугомонных кузнечиков.

Шумы и тишина проходили мимо сознания Новикова, не задевая его, не привлекая внимания. Уйдя в свои мысли, Новиков как бы заново переживал во всех быстротечных перипетиях недавнюю схватку с врагами, одновременно испытывая гордость и стыд. При одном воспоминании о сковавшем его испуге лицо вспыхнуло от подбородка до лба и жаркий пот облил спину.

…Они, как призраки, возникли из темноты на вершине холма, у старой ольхи, и зашагали вниз, рассыпавшись в цепь, и он вначале их принял за своих, пограничников. Но тут же резонно подумал: «Откуда взяться своим? Да еще со стороны границы. Это же немцы!»

Оторопев, прилип к месту вдруг отяжелевшими ногами, будто тесно обвитый по телу верёвкой. «Немцы!» — кричала в нём каждая клеточка. Кто знает, сколько бы длилось оцепенение, не перейди немцы в бег!

Иванов все молчал.

Новиков, думая о своём, забыл о присутствии старшего лейтенанта и вздрогнул, почувствовав на своем плече тяжёлую руку, угадав молчаливое приказание остановиться.

— Действовали вы правильно, — сказал Иванов, и от него дохнуло запахом табака. — В целом… правильно. Если время позволит, сделаем подробный разбор… Если позволит, — сказал почему-то дважды. — Вы меня поняли, Новиков?

— Приблизительно.

— Додумаете. Тут особенно не над чем ломать мозги… Но я вот что хотел сказать вам, младший сержант. Постарайтесь запомнить совет: надо быть маленько тверже с людьми. Не так строго и не очень официально, но и не красной девицей; командирской воли побольше… Люди поймут вас. Подумайте. — С этими словами, толкнув калитку ударом сапога, прошёл во двор, придерживая шашку.

Возбуждённый только что пережитой схваткой, не успев осмыслить слов старшего лейтенанта, Новиков в пропотевшей до черноты гимнастерке, на ходу расстегнув верхние пуговицы, зашел в помещение, поставил нечищеный автомат в пирамиду и, мучимый жаждой, направился по коридору в столовую. Ещё на подходе к ней услышал разнобой голосов, всплески смеха, почувствовал несшийся с кухни стойкий кисловатый запах борща и пригоревшего лука.