Последний знаменный - [146]

— Цины всегда находились на грани банкротства, — спокойно напомнила Моника.

— Ты права, и это было для них привычным состоянием. К тому же то была династия. Пока существует хоть какая-то управляемость в государстве, революции победить не могут.

— Будь это в твоих силах, ты вернул бы к жизни Цыси, — предположила Моника.

— Да. Я бы хотел, чтобы пришел человек вроде Цыси, способной нормализовать существующую обстановку.

— Ты любил Цыси, Роберт?

По пути в Европу, как бы в противовес Адриану, он признался ей в своих отношениях с вдовствующей императрицей.

— Я никогда не любил ее. Так же, как и она не любила меня. Но я понимал, в чем ее сила — в вере, основанной на незыблемости власти ее предков, как маньчжуров, так и Цинов. Юань же — авантюрист. У него нет глубоких корней в почве Китая. Итак, я должен либо упаковать вещи и покинуть Китай, либо...

— Ты этого не сделаешь, Роберт. А как же торговый дом? О, ты, может быть, скопил достаточно денег, чтобы нам с комфортом дожить до конца своих дней, но Дом... ведь он воспринимается как синоним фамилии Баррингтон, не так ли?

— Да, думаю, так. Тогда надо ехать в Пекин.

Она ужаснулась:

— Надеюсь, не устраивать заговор против Юаня?

— Поговорить с ним, убедить, что его действия идут вразрез с исторической тенденцией.

Она взволнованно взяла его за руки:

— Ради Бога, будь осторожен.

Моника хотела сопровождать его только ради того, чтобы взглянуть на внучатого племянника, однако Роберт не согласился на это. Он понятия не имел, чем эта поездка может для него обернуться.

Внешне Китай выглядел более спокойным, чем несколько лет назад. По пути от Тяньцзиня до пекинского вокзала Фэнтай Роберт видел работающих людей, которые приветливо махали пассажирам с грохотом проносящихся мимо них вагонов поезда. Страна казалась процветающей; улицы столицы были запружены озабоченным и возбужденным народом, как было всегда во времена Цинов.

Однако повсюду мелькали солдаты. На каждой станции встречались военные патрули, а по каналам и рекам курсировали вооруженные сампаны. Гораздо чаще на глаза попадались заключенные: мужчины и женщины в кандалах, привлеченные к общественным работам. Это были явно политические заключенные. Юань использовал лишь одно средство вразумления для несогласных: арест и тяжкий труд.

Роберт не знал, радоваться ли ему или огорчаться, когда увидел, что маршал внешне, казалось, справился со своей болезнью и выглядел почти таким же здоровым, как и в первые дни их знакомства. И если к нему вернулся его спокойный вид, то слишком часто вспыхивал подозрительный блеск в глазах, как у загнанного тигра в клетке.

Своего старого друга он приветствовал довольно весело:

— Что ты думаешь по поводу новостей из Европы?

Был конец июля, и только что поступили сообщения о покушении в Сараево.

— Я бы сказал, что это самый несчастный двор, — ответил Роберт. — Совершено покушение на императрицу, один наследник кончает жизнь самоубийством, а теперь — покушение на очередного наследника... — Он не удержался и добавил: — Тут можно задуматься, стоит ли пытаться править империей, где так много отчаянных подданных.

— Все зависит от того, кто правит. Советники твердят мне, что обязательно будет война. Что Россия и Франция выступят против Германии и Австрии. Ты согласен с таким выводом?

— Я могу только сказать, что война весьма вероятна.

— Какую позицию займет Британия?

— Понятия не имею. Ходят слухи, будто она связана с Россией и Францией секретным договором. Но мне в это верится с трудом. Тебе лучше спросить у британского посла.

— Я спрашивал. Он тоже уклонился от ответа. Но при любом раскладе, Роберт, если в Европе возникнет всеобщая война, даже без участия Британии, последняя будет полностью занята ею. И это открывает перед нами большие перспективы, — сказал Юань. — Варвары окажутся неспособными вмешаться в наши дела, что бы здесь ни происходило.

— Объясни, что ты имеешь в виду? — Они были вдвоем в кабинете Юаня, и Роберт мог говорить прямо.

Юань изобразил одну из своих спокойных улыбок:

— Тебе объясню, поскольку я могу быть откровенным с тобой, Роберт. Я не доволен, как идут дела после падения Цинов. Более того — весь Китай не доволен. Как я сказал во время нашей последней встречи, Китаем необходимо править, и править должен тот, кого признает народ. А китайцы не признают своим правителем человека, которого можно отстранить от должности через четыре или пять лет просто очередным бросанием бюллетеня.

— Ты закрепил за собой должность на десять лет, — напомнил Роберт.

— Даже десять лет недостаточный срок. А кто станет новым президентом? Моему народу необходимо постоянство, а для этого более всего подходит восстановление Мандата Небес. Со всех сторон я слышу, как люди жалуются, что уже больше года не было приношений небесам. Меня это беспокоит.

— Ты думаешь о восстановлении династии? — изумленно спросил Роберт.

— Цинов? Никогда. Иностранное правление неприемлемо для Китая. Но я настаиваю на том, что Китаю необходимо иметь династию. Китайскую династию.

Роберт оторопело уставился на него. Это был даже больший экстремизм, чем он опасался.

— Ты уже кого-то имеешь на примете?