Последний в семье - [4]

Влюбился юный граф, днями и ночами бродил вокруг голубой башни Шуламес. Смеялись над ним и цветы, и девушки…

Принял еврейство юный граф, чтобы убедить Шуламес в своей преданности, сейм предал его Виленскому духовному суду, и граф был сожжен.

Не дремлет Ванда — мстит за своего обиженного сына, длинноногого Тадеуша. Собрала она во дворце своих голубых русалок, а Ядвига с графом умерли от горя, и опустел их замок.

По ночам носится молодой граф с короной на голове по польским полям, правит черными лошадьми, поет Песнь песней и ищет свою невесту, свою Шуламес.

Сорка вздрогнула, словно пробудившись от заколдованного сна, открыла рот и увидела, как косоглазый еврей остановил лошадей. Отец вынул две медные монеты и заплатил за проезд.

Сорка не успела и глазом моргнуть, как сани остановились у лавки с благовониями. Тетя Гитл в ватном кафтане вышла навстречу:

— Кто к нам пожаловал! Как дела, Мордхе? А у тебя, дорогая Сорка? Заходите!

Гитл помогла Сорке спуститься с саней, принялась целовать и обнимать ее.

Мордхе сразу ушел в город по делам, а Гитл тем временем сняла с Сорки шубку, осмотрела ее с ног до головы, засыпала советами, взбила яйцо, принесла свежую булочку и накрыла стол.

За столом сидел худощавый юноша лет четырнадцати с изможденным лицом. Увидев Сорку, он уставился на нее.

— Знаешь, кто это? — обратилась Гитл к Бореху. — Это дочка дяди Мордхе, Сорка!

Борех не ответил, смутился и принялся теребить пуговицу на альпаковом[3] пиджаке. В это время зашел покупатель, и Гитл удалилась в лавку.

«Какой странный, — подумала Сорка. — Ничего не говорит! А я думала, что Борех — веселый городской парень! А может, ему неприлично разговаривать со мной?»

— Борех, — начала Сорка, — знаешь, что бы я хотела узнать? Папа всегда мне рассказывал, что ты лучший в хедере.

Сорка медленно съела свою порцию и дерзко взглянула на Бореха в ожидании ответа.

— Я больше не хожу в хедер! — ответил Борех, подняв глаза.

— Почему?

— Только маленькие дети ходят в хедер! А я уже совершеннолетний[4].

— Ты уже не учишься?

— Что значит, не учусь? — рассмеялся Борех. — Теперь я учусь в синагоге с другими ребятами.

— Чему ты учишься в синагоге?

— А если я тебе скажу, ты поймешь? Ты же девочка! — надменно ответил Борех.

Сорка несколько испугалась, будто в первый раз в жизни осознав.

— Я девочка? — Она поджала губы. — Ну и не надо! — И, забыв об обиде, добавила: — Борех, почему ты никогда не ходишь в лес?

— Что мне там делать?

— Как что? Летом пойдем вместе в лес собирать ягоды, грибы, лазать по деревьям, вынимать птиц из гнезда. Или пойдем на берег и покатаемся по Висле. Знаешь, я отлично катаюсь. И плаваю. А ты умеешь плавать?

— Да, — ответил Борех и робко глянул на Сорку. Он вдруг почувствовал себя так уютно рядом с ней и захотел рассказать, как он прыгает с мостков, ныряет и остается под водой целых пять минут, спокойно удерживается в воде стоя и плавает кролем, совсем не брызгаясь, но, встретившись взглядом с Соркой, покраснел и замолчал.

— Знаешь, Борех, я еще умею ездить верхом! Главное, чтобы папа не видел, а то он не разрешает. Только когда он уходит в лес, я катаюсь на лошади без седла. Так здорово! Приходи в лес, покатаемся вместе, хорошо?

Вошла Гитл.

— Ну, Сорка, ты же ничего не съела! Все осталось! Поешь, деточка!

— Тетя, почему ты никогда не пускаешь Бореха в лес?

— Как же я его пущу, когда ему нужно учиться? Мой Борех уже, чтоб не сглазить, взрослый юноша, смотри! — Гитл показала рукой на сына.

— Ю-но-ша, — повторила шепотом Сорка. — Я моложе Бореха, и все же я его поборю.

Борех с улыбкой поглядел на мать.

— Давай, Борех, поборемся! Спорим, я уложу тебя?

Сорка быстро подошла к Бореху, схватила его и толчком повалила на пол.

— Пусти, это нехорошо! Так поступают только шиксы! — закричал Борех, покраснев от стыда, и отпрянул в сторону.

Глава 3 Борех приходит в гости в лес

В Лаг ба-Омер[5], после полудня, повозка, везущая пассажиров в Плоцк, остановилась у Липовецкого леса. Извозчик Лейб, грузный еврей с тяжелой поступью, как у быка, спрыгнул с облучка и встряхнул Бореха:

— Ну, мальчик, прыгай!

Испуганный Борех слез с повозки, Лейб вывел его с шоссе на песчаную дорогу и указал на большой желтый дом:

— Видишь там дом — желтый?

— Да.

— Там живет дядя Мордхе! Иди прямо, не бойся! — сказал Лейб и пошел прочь.

Борех стоял в черном альпаковом пиджаке. Оглядевшись, он нетвердым шагом двинулся к дому.

На лугу, словно щука, растянулся мужик. Он шевелил руками и двигался всем телом, будто учился плавать. Рядом сидела лохматая дворовая собака с перебитой лапой, лениво отгоняла мух от ушей и сладко зевала. Неподалеку под деревом расположились две коровы, они тяжело дышали и жевали жвачку.

Борех почувствовал, как у него подкашиваются ноги, и замедлил шаг. Мужик подпрыгнул, оглядел Бореха и рассмеялся:

— Ты куда?

— К писателю.

— Прямо! — буркнул мужик, улегся в ту же позу и поплыл дальше.

Борех почувствовал облегчение и зашагал быстрее, постоянно оглядываясь на мужика, не идет ли он следом. У веранды Борех остановился, вынул носовой платок, вытер пыль с ботинок с резиновым рантом, поправил галстук, торчавший под белым отложным воротником рубашки, и поднялся по ступеням.