Последний шанс - [120]

Он говорит:

– В детстве кажется, что тридцать – это уже глубокая старость.

У него глубокий голос и неторопливая речь немногословного австралийского фермера, рассказывающего на телевидении про засуху. Софи чувствует, что ее голос, ее сердцебиение подстраиваются под его ритм. Рипл говорит как деревенский житель, и она вспоминает, что ведь именно таким Эдди и стал. Его родители переехали в Квинсленд, чтобы жить на ферме. Софи, имевшая весьма смутное представление о деревне, воображала, что он ездит в школу, где всего один учитель, на повозке, запряженной лошадью, а девочки там носят капоры, как в книге «Домик в прерии».

– Когда ты уехал, я скучала, – вдруг вспоминает Софи. Тот первый день в школе без Эдди напоминал ее первое самостоятельное путешествие за границу. Она одновременно ощущала себя невидимой и чересчур заметной. Она привыкла ложиться спать с тоскливым чувством, что завтра опять в школу. – Но знаешь что? Потом я перестала по тебе скучать и стала очень популярной.

– И как же это тебе удалось?

– Мой одиннадцатый день рождения принес мне неожиданный успех. Понимаешь, у нас был бассейн, и папа соорудил в нем чудесную горку. Я стала звездой первой величины. Девочки решили, что я очень мило краснею, а мальчики делали вид, что ничего не замечают. А ты по мне скучал?

– Пожалуй, нет, – подумав, говорит Эд с характерной для него обезоруживающей прямотой. – В Квинсленде все было по-другому. Мы ходили в школу босиком. А на большой перемене ловили в ручье раков. Мне казалось, я попал в другой мир, и ты перестала существовать, словно моя старая спальня, наша улица, весь штат Новый Южный Уэльс просто исчезли. А потом, тридцать лет спустя, я ужинаю в этом доме с родственниками Кэллума, и они вдруг принимаются рассказывать мне о некоей девушке по имени Софи, которая сильно краснеет. Я подумал: «Сколько может быть в Сиднее краснеющих Софи?» И тут вдруг все вернулось – эти разговоры под лестницей: я припомнил, как мы обсуждали с тобой, Софи Ханивел, экзистенциальные дилеммы, а заодно сочиняли кровожадные истории о том, как отомстим Бруно и всем прочим своим обидчикам. В общем, пока они говорили о тебе, я вспоминал былое, а потом Томас, которого ты бросила, вытащил твое фото: ты на нем взрослая и такая красивая.

– Спасибо. – Софи сдерживается, чтобы не покраснеть. – А у тебя по-прежнему бывает нервный тик, Эдди Рипл? Раз уж ты заговорил о том, что я краснею.

Он улыбается:

– Не так часто, как раньше, но если я сильно понервничаю, то случается. Теперь я почти не беспокоюсь на этот счет.

Софи спрашивает:

– Откуда ты знаешь Кэллума?

– Я познакомился с ним, когда переехал обратно в Сидней. Играл на саксофоне в его оркестре.

– Так это ты был на вечере Годовщины? Слушай, а ведь я видела тебя и еще подумала: «Кого-то мне этот парень напоминает!»

– Угу, я хотел подойти поздороваться, но сперва было некогда, а потом, когда случилось это несчастье с Грейс, решил, что лучше отложить все до следующего раза. А сегодня решил: схожу-ка я к ней и предложу свои услуги. Вдруг Софи надо покрасить дом?

– Так вот, значит, чем ты занимаешься – малярничаешь и играешь на саксофоне?

– Да, тем и другим понемногу. Я крашу дома, потому что пишу стихи, и я выяснил, что единственный способ для меня написать стихи – это выкрасить дом. Одно стихотворение на комнату. Малярные работы оплачиваются значительно лучше, чем поэзия. Проблема в том, что я крашу медленнее среднего маляра, так что моим клиентам приходится запастись терпением, но зато, скажу тебе без ложной скромности, качество работы – выше всяких похвал.

– А твои стихи публикуют?

– Ну да. Не то чтобы они попали в список бестселлеров. Откровенно говоря, их продвижением занимается моя мать. Она раздает стихи официанткам в кафе. А как ты? Где работаешь?

– Представляешь, я случайно стала начальником отдела кадров компании, производящей газонокосилки, – отвечает Софи. – А ты слышал, что наш бывший заклятый враг Бруно стал дипломированным бухгалтером, женился на одной из сестер-близняшек и работает в крупной юридической фирме? Между прочим, у меня был с ним двухнедельный роман.

– Правда? А ты помнишь Гэри Лочивича?

– Я почему-то всегда думала, что он станет парикмахером.

Эдди лукаво ухмыляется.

– Ты была права, – говорит он. – Гэри действительно стал парикмахером, и у меня был роман с ним.

Похоже, фея-крестная Софи немного ошиблась. И не важно, что хрустальная туфелька идеально подходит к ее маленькой ножке… Прекрасный Принц вовсе не разыскивает Принцессу.

* * *

Энигма, Роза, Марджи и Лаура собрались вместе, чтобы решить, как поступить с бизнесом Элис и Джека теперь, когда Роза «предала истину гласности». С тех пор как они сделали заявление для прессы, телефон непрерывно звонит. В качестве публичного извинения Марджи пожертвовала из их доходов крупную сумму на благотворительность. (Энигма полагает, что пожертвование излишне щедрое, но помалкивает.) Марджи также выдвинула идею предоставить Дом Элис и Джека для бесплатного проживания семьям с больными детьми или матерям-одиночкам, страдающим послеродовой депрессией, и предложение это вызвало всеобщий восторг. И хотя страшно подумать, что дом теперь, после всех этих лет, изменится самым кардинальным образом, Энигме приятно думать, что там будут жить симпатичные, благодарные люди.