Последний шанс - [27]

Отдавая Лейну револьвер, Тай спросил его серьезно:

– Вы надеваете ночную сорочку поверх него?

– Я не ношу ночью сорочек, – брякнул Лейн, не подумав.

Тай был ребенком, и всякие подробности его очень интересовали. Он немедленно потребовал разъяснений.

– А что же, кроме револьвера, вы надеваете, когда спите?

Лейн опять взглянул на Рейчел и с облегчением заметил, что она кусает губы, едва удерживаясь от смеха. Она пожала плечами, как бы желая сказать: «Сами выпутывайтесь».

– Ничего, – честно признался Лейн.

Услышав ответ, Тай расхохотался. Лейн зарядил револьвер и опустил его в кобуру. Тай перестал смеяться и оглянулся на мать.

– Ты очень хорошенькая, когда улыбаешься, мама.

– Согласен, – сказал Лейн.

Ее улыбка тут же исчезла и обращение стало гораздо сдержанней, словно малейший знак внимания со стороны Лейна пугал ее до смерти.

Она отошла к камину.

– Тебе пора спать, Тай. Пожелай мистеру Кэссиди спокойной ночи.

– А можно, Лейн уложит меня и почитает мне на ночь, мама?

Рейчел нахмурила лоб. Когда она видела Лейна в последний раз, он умел прочесть только свое имя.

– Ты достаточно надоел мистеру Лейну за день. Я уверена, что ему придется…

– У меня есть время на одну историю, – сказал ей Лейн, не признаваясь, что все изменилось.

– Вы уверены? – она внимательно смотрела на него, и в глазах ее читалось беспокойство, скрывавшееся за этим вопросом.

Он понял, что она хочет спасти его от неловкого положения.

Тай уже шел через холл.

– Не обязательно уметь читать, чтобы рассказать хорошую историю, – твердо заявил Лейн, умалчивая об истинном положении вещей. Он встал и потянулся.

– Не давайте ему заговорить вас, Лейн, – предупредила Рейчел. Он уже поднимался по лестнице, когда услышал, что она окликнула его: – Что бы там Тай ни говорил вам, он должен надеть ночную рубашку.

Пока мальчик развязывал шнурки на ботинках и раздевался, Лейн оглядывал его комнату. Она была не очень большая, но ее наполняли мебель, окрашенная в яркие цвета, книжки-гармошки и игрушечные звери разных размеров и очертаний. В углу, рядом с деревянным поездом, стояла маленькая кожаная лошадка на колесиках. В комнате была чистота и порядок, если не считать игрушек, великое множество которых валялось повсюду.

Лейн не мог не вспомнить об отвратительном соломенном тюфяке, брошенном на грязном полу у закапанной жиром плиты, который служил ему постелью. В ту пору он был не старше Тая и жил у Огги Оуэнс, женщины, которая взяла его к себе на время, когда Чейз пустился на поиски тех, кто был виноват в гибели матери Лейна.

Пока Тай снимал ботинки и отстегивал подтяжки, Лейн пытался вспомнить, как он жил в те годы, когда мать укладывала его спать, одевала его в чистое, мыла ему голову, всячески заботилась о нем. Но от тех лет не осталось ничего, кроме зияющей пустоты.

– Я буду спать голым, – заявил Тай, стоя у кровати. На нем не было ничего, кроме белья-комбинезончика.

– Нет, нельзя.

– Но ведь вы так спите?

– Я не живу в доме, где есть женщины, – напомнил Лейн. – Когда поблизости женщины, мужчина должен постоянно об этом помнить. Если в доме есть женщины, приходится делать много всякого, например, снимать шляпу, входя в комнату, и надевать на ночь ночную рубашку.

Он взял рубашку, сложенную в ногах постели, и поднял ее. Она была совсем как у взрослого мужчины, только очень маленькая. Лейн протянул ее Таю, который надел ее без дальнейших возражений.

Лейн смотрел на мальчика, на его маленькие, но крепкие руки и ноги, взъерошенные волосы, узкие плечи. Когда-то и он был таким же маленьким, таким же беззащитным, таким же зависящим от прихотей взрослого человека, женщины, под опеку которой он попал по недосмотру дяди.

И вдруг Лейна охватило непреодолимое желание защитить этого мальчика, – желание, которое страшно испугало его самого. Чейз оставил Лейна сразу же после того, как его мать покончила с собой – бросил совершенно одного. Поэтому, когда Лейн покидал «Кончик хвоста», он поклялся никогда не оставаться на одном месте так долго, чтобы его опять могли предать. Он полагал, что его сердце превратилось в камень, пока он не остался наедине с сыном Рейчел.

Тай улегся в постель и похлопал рукой по одеялу.

– А вы садитесь вот тут.

Лейн присел на краешек узкой кровати.

– Прислонитесь к спинке. Мама всегда так делает. – Тай подождал, пока Лейн усядется. – Вы знали моего папу, Лейн?

Лейн скрестил руки и ноги, стараясь не прикасаться сапогами к покрывалу, и оперся об изголовье. Фотография Стюарта Маккенна стояла на столике подле кровати. Он мало походил на крупного человека с волосами цвета песка, допрашивавшего его после того, как он впервые пустил в ход револьвер на Главной улице.

– Я встречал его пару раз, когда мне было шестнадцать лет.

– Он был шерифом, – сказал Тай с нескрываемой гордостью.

Лейн за всю свою жизнь не сделал ничего такого, чтобы кто-нибудь мог им гордиться. За последнее время даже Бойд Джонсон разочаровался в нем, разочаровался настолько, что на шесть месяцев отстранил от работы.

– Может быть, это научит тебя думать, когда ты берешь дело в свои руки, – сказал ему Бойд при прощании. – Мы не можем держать агента, который так несдержан, что всех подвергает опасности.