Последний рейс - [9]

Борис Денисков полностью отдал себя этой речной жизни, бригаде, находя в нехитрых, но ясных интересах рыбацкого коллектива свое место.

Денисков почти не замечал, чем живут его товарищи, что происходит в бригаде и рядом, в забытой богом деревушке. А когда окреп физически, то на радостях воспринимал все в радужном свете: мужики и парни казались ему сплошь добродушными, деревенька романтичной, работа прекрасной. И Сенька Грачев даже после того недосказанного у магазина тоже оставался в его глазах симпатичным парнем.

В горячке работы Денисков недели три не отлучался из рыбацкого стана в Сатыгу. Да и нечего там было делать: единственная нужда — сигареты — не беспокоила его, из дома взял с собой несколько блоков «Опала». Зато Семен Грачев уходил туда каждый вечер, порой и не отужинав, возвращался с рассветом. Однажды и Борис отправился в деревню сразу после второй тони, наскоро проглотив обед: накануне он сломал расческу.

В магазине стояла сыроватая прохлада, после пронзительной обской свежести сложные запахи дешевой парфюмерии, селедки, хозяйственного мыла и мышей раздражали, гнали за дверь, на улицу. Денисков так и хотел — поскорей купить расческу и вернуться на берег.

— А расчесок не-ет… — вызывающе-лениво пропела Маркушина.

— Почему это нет?.. — Борис поперхнулся от бессмысленности своего вопроса.

— Ну-у, может, где и завалялась… — вздохнула Тося, — дома. Подарить могу.

— Да я заплачу! — рассердился Денисков.

Женщина рассмеялась. Парень смутился, внимательно посмотрел в чуть раскосые глаза, машинально подумав о татарской крови.

— А лучше я тебе, Боря, свою гребенку подарю, а?..

Вот еще, — усмехнулся Денисков. — Так когда за расческой прийти?

— Сеньки-то не боишься? — жизнерадостно вскинулась продавщица.

Борис и забыл в этом разговоре о Грачеве. «Правда, — подумал он, — Семен, значит, к ней шастает по ночам».

— Надоел он мне как горькая редька, — не получив ответа, неожиданно грубо бросила Маркушина.

— Что так? — без прежней игривости спросил Денисков.

— Ему не баба нужна, а водка…

«Вот оно что, — подумал снова Денисков, — а то от Грачева перегаром несет. И морда по утрам мятая, черная…» Борис разозлился на себя: дернул черт тары-бары разводить! Он решительно взялся за дверную скобу.

На улице, как и в прошлый раз, Денисков столкнулся с Грачевым. Не сказав ни слова, Семен мрачно прошел в магазин.

Минут через двадцать повеселевший, усмехающийся Грачев спустился к песку и на виду у всей бригады протянул Борису маленький сверточек:

— Вот тебе от Тоськи подарок, — с ехидцей сказал он.

Денисков развернул бумагу, увидел новенькую редкозубую расческу — как раз такая и нужна была для его загустевшей шевелюры. Борис внимательно посмотрел на Семена:

— Подарок?.. Ну что ж, — сунул расческу в карман. — А при чем здесь ты?

Грачев нагло прищурился.

— Это чтоб ты не отрывался от высокой производительности труда, не таскался зря в магазин, — ерничая, произнес он.

— И чтоб я вобче забыл туда дорогу? — в тон продолжил Денисков.

— Смотри-ка! Вумный, как вутка, только вотруби не ест!

Борису стало скучно, он миролюбиво потянул Семена за рукав, отвел в сторону, посоветовал вполголоса:

— Ты, Сема, если опохмелился, так и веди себя смирно. Бригадир заметит, пощады не жди.

Но бригадир давно все замечал. Дня через два, когда Грачев опять явился из Сатыги, Валов мрачно осмотрел его мятую фигуру и, обращаясь к остальным рыбакам, сказал:

— Ну, по местам, мужики. А ты, Семен… — бригадир поколебался, еще раз оценивающе глянул на парня, — а ты ступай отсыпайся. Все равно из тебя не работник.

Бригадир вынул записную книжку, что-то пометил в ней и, словно забыв о несущественном, широко пошагал к носилкам с неводом. Оторопевший было Грачев в три прыжка догнал его, схватил за плечо:

— Это как… — задыхаясь, крикнул он, — прогул, что ли? За что?

Валов, не останавливаясь, бросил холодно:

— Натуральный прогул! Хватит с похмелюги сачка давить!

— Так я…

— Не бросишь это дело, выгоним. А с Тоськой тоже разговор будет… Я ее с участка выставлю, — последнее Александр добавил с такой равнодушной уверенностью, что Грачев сразу сник и безвольно потащился в гору.

В тот день пошел большой муксун. С первой же тони бригада взяла центнеров двадцать почти одной ценной рыбы. Всех охватила горячая лихорадка. Люди работали как заведенные, но с вдохновенным блеском глаз, с блуждающими улыбками на загрубевших лицах. По молчаливому согласию обедать не стали. И все равно успели сделать лишь три тони, потому что много времени уходило на разгрузку непомерно брюхатой мотни, неводного кошеля. Ледник к вечеру до отказа забили муксуном. И когда в сумерках у костра мужики наслаждались горячим варевом, Александр думал только об одном: если ночью не придет «пэтээска» или плашкоут, завтра неводить не придется, бессмысленно брать у реки драгоценную рыбу, чтоб потом проквасить ее на солнце. Утром Валову сообщили по рации, что к вечеру надо ждать Иосифа Лосинского. Но вот уж вечер, а самоходной морозилки все нет. Александр поделился с Денисковым своей заботой:

— Обидно, — он ударил кулаком по колену, — в такое время целый день пропадет! Где этот старый хрен Лосинский?