Последний ковбой Америки - [7]

Канеха протянула руку и нежно коснулась кончиками пальцев окровавленной щеки мужа.

— Я презираю этих трусливых скунсов, муж мой, — произнесла она на языке кайова. — Духи вернут им зло, причинённое нам, в тройном размере.

— Прости меня, любимая, — сквозь слёзы прошептал Сэм.

— Привяжите её к столу, — распорядился жилистый.

Его подручные споро распяли Канеху на столе, как будто занимались этим всю жизнь. Она отчаянно сопротивлялась, кусалась, царапалась, и её пришлось вырубить несколькими ударами о массивный стол.

— Золото? — процедил жилистый и приставил нож к горлу потерявшей сознание женщины.

Сэм презрительно отвернулся, не говоря ни слова.

— О, Бог мой, я сейчас кончу, — пробормотал молодой.

— А это идея, — подхватил жилистый и, рванув за волосы, повернул Сэма лицом к себе. — Сейчас мы используем твою бабу по прямому назначению, прежде чем порежем её на ремни…

Он подошёл к столу, снимая ремень и расстёгивая штаны. Очнувшаяся в этот момент Канеха изловчилась и ударила его ногой по вываленному прибору.

— У, сука, — прошипел он. — Ребята, я первый. Подержите ей ноги.

* * *

Было уже семь вечера, когда Макс добрался до дома верхом на гнедой лошадке, которую старый Олсен дал ему напрокат за хорошую работу. Когда он подъехал к дому, его поразила странная тишина. Из трубы почему-то не шёл дым. Обычно мать готовила к его приезду что-нибудь вкусное.

Предчувствие беды сжало его сердце. Соскочив на ходу с лошади, он влетел в хижину, где его взору предстала страшная картина: изуродованное тело отца с одним стеклянным глазом, привязанное к столбу. Второй глаз и половина головы были снесены выстрелом из засунутого в рот кольта 45-го калибра.

Обезумевший Макс перевёл взгляд на пол, с трудом узнав в бесформенной массе окровавленного мяса останки своей матери.

Дико закричав, он выскочил во двор и упал на колени. Его страшно рвало. Казалось, вот-вот он выплюнет все свои внутренности. Неизвестно сколько он так пролежал, балансируя на грани безумия. Потом долго плакал. Слёзы принесли ему некоторое облегчение. Он встал, шатаясь подошёл к бочке, и смыл с себя блевотину. Придя немного в себя, обошёл ранчо.

Воронок отца исчез, но шесть мулов и повозка были на месте, равно как и четыре овцы и с десяток кур — особая гордость матери.

Всё остальное он делал, как в кошмарном сне. Похоронить то, что осталось от его родителей, было свыше его сил. Да и невозможно, чтобы это были его любимые родители. Мом и дэд просто куда-то уехали… Он собрал в сарае весь припасённый хворост и дрова и обложил ими дом. Потом, стараясь не глядеть на кровавое месиво в центре дома, прошёл в заднюю комнату и достал из ниши отцовский револьвер и его ружьё с патронташем. Пошарил на полке. Рука наткнулась на что-то мягкое. Это был новый индейский расшитый костюм из оленьей кожи: мать приготовила его ему на совершеннолетие. Новый спазм перехватил ему дыхание, а из глаз брызнули слёзы.

Быстро повернувшись, он выбежал из дома. Вывел мулов из конюшни, впряг в повозку, побросал в неё живность и привязал сзади гнедую лошадку. Выехав со двора, Макс остановился, вернулся, полил хворост из найденной в амбаре бутылки с керосином и в последний раз взглянул на то, что до недавнего времени было его отчим домом. Тяжело вздохнув, чиркнул спичкой и решительно направился к повозке.

Отъехав на пару сотен ярдов, он оглянулся на огромный костёр.

Теперь у него не было ни дома, ни семьи — одна жгучая ненависть и жажда мщения.

4

Спустя пару часов он завёл повозку на конный двор Олсена. Осторожно обогнул дом и, взойдя по ступенькам заднего хода, тихо постучался:

— Мистер Олсен, это я — Макс.

Окно затенила чья-то фигура, и через секунду на пороге появился старый Олсен.

— Макс? Откуда ты взялся? И почему скребёшься в заднюю дверь?

Макс пристально посмотрел в глаза хозяина и скорбно произнёс:

— Они убили моих мом и дэда.

— Убили? Кто убил? Да говори ты толком!

— Трое бандитов с большой дороги. И я ещё показал, как им проехать к моему дому, — с горечью произнёс Макс. — Эти грязные скоты обманули меня. Сказали, что для отца есть выгодное дело. А сами зверски расправились с ним и увели его коня.

Миссис Олсен уловила страшную подавленность и смятение за внешним спокойствием этого парня, который ей всегда нравился своей честностью и открытостью. Отодвинув мощным бюстом щуплого мужа в сторону, она властно положила пухлую руку Максу на плечо и почти насильно затащила в дом.

— Присядь, малыш. Тебе надо выпить чего-нибудь горячего.

— Я знаю, чего ему сейчас нужно, — сказал мистер Олсен, протягивая руку к стоявшей на полке бутылке виски. Жена сердито хлопнула его по руке.

— Извините, мэм, я не могу задерживаться, — угрюмо сказал Макс. — Я должен их догнать. — Он повернулся к Олсену. — Там, во дворе, повозка отца, а в ней четыре овцы и десятка полтора кур. Не купите ли вы всё это у меня, мистер Олсен, за сто долларов? И ещё мне нужна лошадка, лучше всего пони.

— Ну, конечно, конечно, сынок, — закивал Олсен. Лучшая в городе повозка бедняги Сэма стоила втрое больше. — Я дам тебе любого коня из моей конюшни, а также седло, сбрую и всё необходимое.