Последний король французов. Часть первая - [18]

Подписано: Л.Ф.Ж.ОРЛЕАНСКИЙ».

Тем временем герцог Шартрский действовал куда разумнее, чем если бы он возражал против честолюбивых замыслов, которые могли быть ему приписаны: он спас от ярости народа двух священников и вытащил из воды тонувшего человека.

Вот как сам герцог Шартрский рассказывает о последнем из этих событий.

«3 августа 1791 года. — Какой счастливый день! Я спас жизнь человеку, а точнее, помог ее спасти. Сегодня вечером, прочитав перед этим несколько страниц из сочинений Попа, Метастазио и из "Эмиля", я отправился купаться; я уже обсыхал на берегу, так же как и Эдуар, как вдруг послышался крик: "На помощь! На помощь! Тону!" Я тотчас же бросился к месту происшествия, а следом за мной побежал Эдуар; я примчался первым; из воды торчали лишь кончики пальцев утопающего; я схватил его руку, которая с невероятной силой стиснула мою руку; он тянул ее к себе так, что наверняка утопил бы меня, если бы вовремя подбежавший Эдуар не ухватил его за ногу, отняв у него тем самым возможность цепляться за меня. В итоге мы вытащили его на берег; он едва мог говорить, но, тем не менее, засвидетельствовал глубокую признательность мне и Эдуару. Я с радостью думаю о том впечатлении, какое произведет эта новость в Бельшассе. Я был рожден под счастливой звездой: удачные возможности появляются у меня под носом, и мне остается лишь воспользоваться ими. Тот, кто тонул, — это проживающий в Вандоме г-н Сире, помощник инженера ведомства Мостов и дорог.

Я ложусь спать очень довольный».

И вы правы, принц: жизнь человека, спасенная другим человеком, много значит в глазах Бога. И это заставляет нас забывать о том, что вы все время думаете лишь о Бельшассе и г-же де Жанлис и ни минуты не думаете об Э и вашей матери.

VIII

«1 августа 1791 года. — Прекрасный денечек, да здравствуют драгуны! Другого такого полка нет во Франции! С такими солдатами мы должным образом встретим негодяев, у которых достанет дерзости вступить во Францию, и отечество будет свободным или мы погибнем вместе с ним».

Герцог Шартрский сделал эту запись в своем бренном дневнике за полтора года до того, как история впишет в свою нетленную книгу следующие строки:

«4 апреля 1793 года. — Переоценив свои возможности и свое влияние и не сумев побудить солдат, которыми он командовал, вступить во Францию и вместе с австрийцами двинуться на Париж, генерал Дюмурье сбегает из своей ставки, расположенной у купален Сент-Амана, и, сопровождаемый герцогом Шартр-Орлеанским, укрывается на вражеских аванпостах».

Мы увидим, когда подойдем к этой дате, как произошло их бегство и какое влияние данный поступок сына оказал на судьбу отца.

О жизнь принцев, эта странная смесь противоречий, полная честных замыслов и роковых поступков, в которой человек предполагает, а судьба располагает, в которой историк вечно колеблется между хулой и снисхождением и, взявшись за перо, чтобы судить, как Тацит, в конечном счете вынужден просто-напросто рассказывать, как Светоний.

Тем не менее поступок герцога Шартрского, спасший жизнь тонувшему молодому человеку, принес свои плоды. Господин Сире, охваченный порывом вполне естественного чувства признательности, написал в вандомский клуб «Друзей конституции» письмо, в котором он рассказал во всех подробностях об этом происшествии. Председатель клуба отправил в связи с этим заметку во все газеты, сопроводив ее текстом речи принца по поводу упразднения орденов.[3]

Кроме того, городские власти Вандома решили, для того чтобы награда была полной, присуждать впредь лавровый венок всякому гражданину, который спасет своего ближнего.

Наделив это решение обратной силой, первый лавровый венок поднесли герцогу Шартрскому.

Два протокола, датированные 10 и 11 августа 1791 года, увековечивают эту торжественную церемонию.

Между тем 6 июля, в своем циркулярном письме, помеченном Падуей, император Леопольд II призвал других европейских монархов присоединиться к нему, дабы заявить, что все они воспринимают дело христианнейшего короля Франции как свое собственное дело и требуют, чтобы этот государь и его семья были немедленно отпущены на свободу; что они объединятся, чтобы нещадно отомстить за все дальнейшие покушения на достоинство и личную безопасность Людовика XVI и его семьи; что они признают в качестве конституционных законов, легитимно установленных во Франции, лишь те, какие будут добровольно одобрены королем, пользующимся полной свободой, и, напротив, совместно употребляют все средства, какие будут в их распоряжении, чтобы положить конец возмутительному захвату власти, который носит характер открытого мятежа и пагубный пример которого всем европейским правительствам крайне важно искоренить. То было настоящее объявление войны. Национальное собрание так к этому и отнеслось, и герцог Шартрский получил приказ отбыть в Валансьен.

— О! — воскликнул он, получив этот приказ. — Вот теперь мне наверняка удастся послужить отечеству и поработать саблей!

Четырнадцатого августа герцог Шартрский покинул Вандом, сделал остановку в Париже, 17-го поставил свою подпись в ведомости клуба дорогих его сердцу якобинцев и направился в Валансьен, где его ожидала, ввиду старшинства его чина полковника, должность начальника гарнизона.