Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова - [169]

Сначала требование явиться в ЧК вызвало у него лишь раздражение. Тем более что там настаивали, чтобы Михаил приходил в определенное время. В комендатуре таких строгостей не было. Но впоследствии и Наташины телеграммы из Москвы стали поступать к нему лишь после того, как их читали чекисты. Это стало лишним напоминанием о том, кем он теперь был в действительности.

Но пока все же Михаил Александрович свободно передвигался по городу. Ходил в кинотеатр «Триумф», в оперный театр, где всегда занимал левую нижнюю ложу. Вскоре он записал в дневнике, что вместе с Джонсоном как-то «переплыли на другую сторону реки и там прошлись вправо по полигону и возвратились частью лесом, бедный Дж[онсон] провалился одной ногой в болото… После обеда я играл на гитаре». В один из дней он пошел вместе со Знамеровским «в магазин за сапогами, простые солдатские штиблеты». В магазине Добрина, который находился на Сибирской улице, приказчик, симпатизировавший великому князю, шепнул:

– Ваше Высочество, как бы Вас не арестовали тут. Пока есть такая возможность, лучше бы бежали.

Михаил Александрович лишь рассмеялся в ответ:

– Куда же мне бежать, с моим-то ростом? Ведь меня немедленно отыщут.

Но чекисты придерживались иного мнения. Пермь была переполнена беженцами. Тысячи людей стремились на восток, ожидая, когда железнодорожники восстановят движение поездов. Среди этого огромного скопления людей оказались и два американца, с которыми Михаил Александрович познакомился 25 мая. Вот как он описывает эту встречу в дневнике: «После обеда ко мне пришли двое американцев – М-р О’Бриен и М-р Гесс. Они оба здесь проездом из Баку, откуда им пришлось бежать, а завтра они едут во Владивосток, если только, смогут проехать…» На таких людей, к слову, чекисты смотрели с большим подозрением, и рассматривали их как возможных посланников к заговорщикам, которые собирались спасти великого князя. Они – как красная тряпка для быка… напоминание о том, что Михаил может встретиться с кем-то, кто приехал специально к нему, включая членов монархических организаций, которые, несомненно, хотели его спасти.

А на следующий день, 26 мая, Михаил Александрович принял у себя в гостиничном номере корреспондента центральной газеты «Свобода России», С. В. Яблоновского[274]. В дневнике появился комментарий: «Конечно, не для того, чтобы он обо мне писал в газете, а просто с ним интересно поговорить».

Но разве журналист мог не написать об этой встрече? Конечно, нет! Только интервью с великим князем Сергей Викторович опубликовал уже в эмиграции, в Париже, в журнале «Голос минувшего на чужой стороне», в первом номере за 1926 год. Вернее, это была расшифровка беседы, потому что, как утверждает В. Гладышев, «пермский блокнот, в который весной 1918-го журналист записал состоявшийся разговор (длившийся почти три часа!) условными сокращениями, у него украли. Вскоре Яблоновскому пришлось уехать. Оказавшись в безопасности, он восстановил запись по памяти». К слову сказать, в Перми эта встреча стала последним контактом «ссыльного гражданина Романова с внешним миром, с представителем свободного общества».

Через неделю после первого посещения Михаилом ЧК, чекисты объявили, что Пермь находится «в состоянии войны». Тревога сквозит в строках дневника великого князя: «Вообще трудно понять, что творится, но что-то крупное назревает…» О своих сомнениях, опасениях и одиночестве он написал 3 июня Наташе. Жаловался, что цена за комнаты постоянно растет, и в «Королевских номерах» стало жить очень дорого. Но он присмотрел хорошую квартиру на Екатерининской улице, с красивым видом на реку, которая принадлежала Тупицыным. И в середине месяца она будет свободна. Как знать, возможно, они смогут пожить там некоторое время вдвоем…

Но мечтам этим не суждено было сбыться. Вскоре и сам Михаил понял: они не смогут встретиться с Наташей в «ближайшие два месяца». Придется ждать и ждать…Но он все-таки надеялся, что когда-нибудь «Бог позволит нам быть вместе опять», и что они смогут вернуться в любимую Гатчину.

Вскоре после того, как Михаил отправил письмо Наташе, у него начались сильные боли в желудке, впервые за последнее время. Он нанес ставший уже обычным визит в ЧК (какая горькая ирония!), где «слегка сцепился с одним “товарищем”, который был очень груб со мною». Этим «товарищем» оказался Гавриил Мясников[275], бывший председатель Мотовилихинского Совета. Буквально за несколько дней до встречи с Михаилом Александровичем он получил назначение в Пермскую ЧК, где возглавил отдел по борьбе с контрреволюцией.

С прибытием Мясникова обстановка здесь накалилась, стала нетерпимой по отношению к ссыльным. Почему? Что это за человек? С 1913 года и до марта 1917 он отбывал заключение в Орловской каторжной тюрьме. Впервые его арестовали и поместили в камеру в девятнадцатилетнем возрасте, а в течение следующих пяти лет постоянно чередовались побеги Мясникова из тюрьмы и новые аресты. В то время, когда он встретился с великим князем, ему было двадцать девять лет, и Мясников отчаянно ненавидел тот мир, из которого пришел Михаил. Чекист негодовал, что пермскому пленнику разрешено свободно передвигаться по городу, и страстно мечтал ограничить его свободу.