Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова - [170]

Снисходительное, подчас даже доброе отношение к Михаилу жителей Перми возмущало и некоторых рабочих в Мотовилихе. А многие горожане даже и не подозревали об этом. О негодовании большевиков Мотовилихи не раз предупреждал великого князя П. Л. Знамеровский. Они явно хотели покончить с его свободой.

В Перми же многие, в том числе, даже некоторые большевики, считали Мясникова кровожадным и озлобленным человеком, не вполне нормальным психически. Многие боялись его, считая, что он способен на крайнюю жестокость. Сам же Гавриил Мясников подозревал, что некоторые члены Пермского Совета пытались защитить Михаила, и в городе функционировала тайная организация офицеров, предпринимавших попытки его освободить.

Те, кто придерживался «умеренных» взглядов, пытались через неделю после появления Мясникова в местной ЧК «выдвинуть» его на более высокую должность в Уральскую Чрезвычайную комиссию. Лишь бы этот человек оказался подальше от них! Но он отказался, и предложил вместо себя на важный пост председателя Пермской ЧК Ф. Лукоянова[276], заняв впоследствии его место, и получив, тем самым, более широкие полномочия. Конечно, и Лукоянов был не ангелом, но именно Мясников оказался тем, кто спланировал убийство «пермского пленника».

…Михаил Александрович ничего до поры до времени об этом не знал, и жил в Перми по-прежнему. После первого визита к Мясникову – вместе с Джонсоном и Сергеем Тупицыным, он отправился «на Каму по Сибирской ул… прокатиться на моторной лодке, но шоферы никак не могли наладить мотор, т. е. кататься не удалось. Дж[онсон] и я возвратились домой и пили чай в 4 1/4 у хозяйки наших номеров королева, где нас гостеприимно хозяева угостили чудным кофе и кексом… В 8 час. Дж[онсон] и я отправились в сад слушать струнный оркестр, который ежедневно там играет. Там мы ходили по саду и после часа возвратились домой к обеду». Он не подозревал, что опасность надвигалась, становять все ближе. Напротив, Михаилу казалось, что жизнь идет своим чередом…

Правда, последующие три дня оказались безрадостными, и почти все время он провел в постели. Но это – из-за больного желудка. В субботу, 8 июня, Михаил Александрович записал в дневнике: «После 12 час. дня я больше не ел, так как боли у меня все продолжаются». А в воскресенье он «провел целый день в постели у окна и продолжал ничего не есть со вчерашнего дня, т. е. даже ни капли молока. Боли по временам все-таки появлялись». Днем к нему зашел Знамеровский, «и рассказывал много интересного о ходящих по городу слухах». Неужели в душе его не зародилась тревога? Или Михаил заранее готовился к худшему, только никому не хотел признаваться в этом… даже самому себе?

В понедельник, 10 июня, он уже весь день был на ногах, «но чувствовал себя очень неважно». Тогда же получил телеграмму от Наташи, из Гатчины, «они приехали туда в прошлую среду». На следующий день ему стало намного лучше, «боли были послабее и менее продолжительные». Потом к чаю пришел Знамеровский и крестник Михаила Нагорский, который «кушал с большим аппетитом, еще бы, после Петроградского голода». Около десяти вечера Нагорский зашел проститься, «он сегодня же уезжает в Петроград».

Приближалась среда, 12 июня 1918 года…

Глава тридцать первая Обреченный на казнь

В начале июня 1918 года члены большевистского правительства собирались принять окончательное решение о судьбе тех Романовых, которые находились под их надзором. Бывшего царя с супругой и дочерью Марией в конце апреля перевезли из Тобольска в Екатеринбург, несколько позже, из-за обострившейся болезни сына Алексея, туда же доставили и остальных детей. И теперь всю семью содержали фактически в тюремных условиях в большом доме, который большевики экспроприировали у купца Николая Ипатьева. Еще шестерых членов императорской фамилии – великого князя Сергея Михайловича, великую княгиню Елизавету Федоровну, троих сыновей великого князя Константина Константиновича и сводного брата великого князя Дмитрия – князя Владимира Палей, доставили 20 мая 1918 года в город Алапаевск, расположенный к северо-востоку от Екатеринбурга, по особому распоряжению Уральского совдепа. Там их поместили в здании Напольной школы, на окраине города. Из местной больницы для них привезли железные больничные кровати, простые столы и стулья.

Охрана, состоявшая из местных чекистов и красноармейцев, разместилась в маленькой комнате слева у входа. Вдоль длинного коридора – одна за другой, три большие комнаты. В них жили арестанты. Были здесь еще две комнаты поменьше, в которых обитала прислуга. По соседству – кухня.

Первый месяц пленники пользовались в Напольной школе относительной свободой: они посещали под присмотром охраны местную церковь, библиотеку, гуляли по окрестностям. Во дворе школы находился небольшой огород, на котором родственники бывшего императора работали. Они вскапывали грядки, сажали овощи и цветы. Елизавета Федоровна руководила всеми работами в школьном огороде, и князь Владимир Палей писал матери, что «тетя Элла» знает об овощах больше, чем кто-либо из них. Школьный двор они вычистили и привели в порядок, и вскоре он стал очень уютным.