Последний этаж - [43]

Официальные приглашения были посланы министру культуры, его заместителям, начальникам управлений, помощнику министра — о нем особо подсказал Бояринов, заметив при этом, что человек этот умеет ценить внимание и не забывает, когда через него перешагивают. Были приглашены на юбилей главные режиссеры и директора всех московских театров. В один только Ленинград было отправлено более двадцати персональных билетов, половина из которых адресована режиссерам и артистам «Ленфильмам», с кем многие десятки лет была творчески связана Татьяна Сергеевна. Несколько незаполненных пригласительных билетов были отправлены в завком подшефного завода, при Дворце культуры которого вот уже около двадцати лет работает народный театр, где желанным гостем бывает и Татьяна Сергеевна. Не были забыты и писатели-драматурги, в пьесах которых играла юбилярша. Кое-кому из них, как наиболее желанным гостям на этом торжестве, Татьяна Сергеевна звонила сама или просила позвонить Бояринова. И Леонид Максимович просьбу эту выполнял с легкой душой, охотно.

К некоторым разосланным персональным билетам был скрепкой приколот небольшой лощеный билетик (тоже отпечатанный в типографии), приглашающий на дружеский ужин, который должен состояться в розовом зале ресторана «Метрополь».

Как и заведено по стародавнему русскому ритуалу, гостей при входе в холл, перед лестницей, устланной широкой ковровой дорожкой, встречала Татьяна Сергеевна. На ней было длинное, до пола, черное бархатное платье с глухим воротником, на котором нитка жемчужного ожерелья резче подчеркивала строгость и благородство осанки юбиляршы. Бриллиантовые серьги и массивный бриллиантовый перстень, собирая в себе свет огромной люстры, висевшей в холле, время от времени искрились просверки ярких молний. Строгий и богатый наряд Лисогоровой был по достоинству оценен даже модницами. Гладкая прическа золотых волос завершалась тугим пучком. Как видно, в салоне над прической Татьяны Сергеевны изрядно поработал мастер-модельер.

Искусно владея гримом, юбилярша нашла время и посидеть перед зеркалом, чтобы придать лицу своему торжественную моложавость и непринужденную веселость. Уж, что-что, а за многие десятилетия работы в театре Лисогорова находила в себе силы улыбаться даже тогда, когда на душе скребли кошки, когда она была на грани подступающих к горлу рыданий.

Сегодня Татьяна Сергеевна не приходилось насиловать себя и разрывать счастливого и влюбленного в жизнь человека. Она была по-настоящему и глубоко счастлива. Более того — временами она ловила себя на том, что счастье настолько распирает ее, что лицо не справляется с вихрем восторженных, радостных чувств и временами застывает в ликующей маске поглупевшего от радости человека. В эти минуты Татьяна Сергеевна бросала летучий взгляд в зеркало и, окидывая себя с ног до головы, тут же успокаивалась: «Ничего… все пристойно, все нормально…»

Рядом с юбиляршей, слева, стоял Бояринов. Как председатель юбилейной комиссии он старался ни на шаг не отлучаться от Лисогоровой, предупреждая каждый ее жест, читал каждое выражение ее лица и был искренне счастлив оттого, что его внимание и желание оградить Татьяну Сергеевну от всего неловкого, непредусмотренного намеченным церемониалом торжества, она ценила душевно; и стоило было ему два раза уйти от нее к телефону (за ним прибегала из кабинета директора дежурная), как она тут же терялась, ощущая одиночество и неловкость; а когда Бояринов возвращался к ней, она взглядом благодарила его и шептала: «Ленечка, не покидай меня больше!.. Когда тебе будет сорок, если я доживу до того времени, я буду вертеться рядом с тобой, как твоя верная собачонка…»

В седьмом часу наплыв гостей становился заметнее. Старый гардеробщик разрумянился, принимая от гостей то зонт, то плащ, то сумочку со свертком: многие приходили с подарками, упакованными в коробки, перевязанные яркими ленточками. В руках некоторых пришедших на торжество были папки с блестящими монограммами. «Адреса», — подумал Бояринов. Уже более двадцати папок насчитал он, а гости все прибывали и прибывали. «И все эти адреса нужно прочитать».

Почти каждый из вошедших в холл, улыбаясь, подходил к Татьяне Сергеевне, раскланиваясь, жал ей руку: мужчины, что постарше, целовали руку, говоря при этом приятные слова, и тут же, раскланиваясь, поднимались на второй этаж, где в коридорах были развешены картины известного московского художника-пейзажиста Батищева.

И каждый из приглашенных на вечер приходил с цветами. Каких только букетов не было преподнесено юбилярше: розы, георгины, гладиолусы, астры… Татьяна Сергеевна принимала цветы и, поблагодарив гостя и одарив его сердечной улыбкой, передавала букет стоявшей рядом с ней сотруднице театра, которая уносила цветы на сцену и ставила их в вазы, расставленные на длинном столе президиума и у барьера авансцены, наполовину заставленной корзинами с цветами.

Бояринов успел заметить, что без цветов и без подарков приходили одни лишь режиссеры московских театров. Вначале он не понял, почему? «Неужели так скаредны?» — подумал он, когда главный режиссер соседнего театра, расцеловавшись с юбиляршей, воскликнул, что он, как Чацкий, «…с корабля на бал», что ему пришлось оборвать репетицию на «самом горячем месте». А потом понял: некоторые гости в ЦДРИ приехали прямо с работы, с репетиций.