Последний бой Йони - [12]
Начальник Генштаба полагал, что оперативные идеи не проработаны, и в тот момент находил их слишком рискованными. Кроме того, ему недоставало разведывательных данных, без которых он не был готов к утверждению какого-либо плана. Гур сказал, что окончательно свое мнение об услышанном он выскажет позднее. «Единственный, кто в этот момент твердо стоял на земле — и неудивительно, поскольку на нем лежала вся ответственность, — был начальник Генштаба Мота Гур. На этой стадии план плавал в таком информационном тумане, что ни один ответственный человек не посмел бы его утвердить»[22]. Ввиду энергичной поддержки Екутиэлем Адамом и министром обороны идеи военного решения решено было начать подготовку в этом направлении. Шомрон был назначен командующим наземными вооруженными силами предполагаемой операции.
Почти все офицеры покинули кабинет министра обороны. Кроме Переса, там остались лишь Мота, Кути и Бени Пелед. Мота выразил теперь свое мнение более открыто и сказал, что при отсутствии элементарных разведывательных данных план этот совершенно фантастичен и, главное, — практически невыполним[23]. Кроме того, прибавил Гур, сомнительно, что можно будет провести операцию через два дня, на исходе субботы, до истечения срока ультиматума. «Тут вмешался Кути, — пишет Перес, — и предложил начать подробную разработку, организовать отряд, тренировать его и, произвести общие маневры, исходя из того, что операцию можно безо всякого вреда отменить. Никто не возражал»[24].
Выйдя из кабинета министра обороны, Екутиэль Адам приказал участвующим в деле офицерам начать подготовку безотлагательно. Нет надобности в задержке для получения обычных разрешений, сказал Адам. Идем вперед, пока не получим приказа остановиться. Адам снова проявил характерное для него и в два предыдущих дня стремление — попытаться разработать какую-либо военную операцию. С того момента во вторник, когда он получил приказ начальника Генштаба выяснить, какие существуют возможности, Екутиэль Адам был постоянно в действии. «Кто проталкивал изо всех сил операцию, так это Кути, — свидетельствует полковник Шай, — именно он пытался, несмотря ни на что, найти реальные решения. Кути был двигателем происходящего — это несомненно». (То же утверждает и начальник военной разведки генерал-майор Шломо Газит: «Екутиэль Адам был главным двигателем, требуя не уступать, продолжать разработку, сделать все, чтобы осуществить операцию».)[25]
В пять часов дня состоялось совещание в канцелярии главы правительства Рабина с участием министра обороны, начальника Генштаба, начальника военной разведки и главы Мосада. Мота Гур выразил свое мнение: план, в том виде, как он представлен, — нереален, и потому он не может его рекомендовать. «В тот час, в четверг после полудня, дело казалось далеким сном», — пишут Бен-Порат, Хабер и Шиф[26].
Рабин тем не менее распорядился продолжать работу по поиску военного решения. «Предложите что-нибудь, что можно выполнить», — сказал глава правительства[27]. Это было спустя всего несколько часов после того, как он вместе с правительством принял решение уступить террористам. В продолжение всей истории Рабин действовал параллельно в двух направлениях: одно — уступка и ведение самых настоящих переговоров об освобождении террористов (переговоры велись через французов, и для участия в них Рабин послал в Париж генерала в отставке Рехавама Зеэви, советника главы правительства по борьбе с террором) и второе — освобождение заложников силой. Если есть реальная возможность освободить захваченных военным путем, так, чтобы потери были в разумных пределах, считал Рабин, — тем лучше; но если нет, неизбежно придется в обмен на заложников выпустить заключенных террористов. Еврейское сердце — не государственное сердце, даже у государственных деятелей. Оно подчинено чувствам и предпочитает спасти одну душу, находящуюся в данный момент в опасности, даже когда здравый смысл диктует, что уступка шантажу вдвое и втрое увеличит в будущем число жертв. Слыша крики пришедших к нему членов семей заложников, Рабин знал, что не может бросить на произвол судьбы их близких, понимая при этом, что ценой будет отказ от позиции не уступать террору — позиции, которую Израиль ценой крови вырабатывал годами.
Йони прибыл в Кирию днем и там, в Оперативном отделе военной разведки, получил информацию о положении дел к тому моменту. «Его одежда была еще в пыли, — рассказывает майор авиации Идо. Было ясно, что он явился после нескольких ночей работы, помню, что он был очень усталым» (по словам Идо, если память его не обманывает, Йони присутствовал также на «коктейле планов», состоявшемся перед совещанием у Переса. Йони, как видно, встретился в четверг и с Екутиэлем Адамом. «Я знаю, что Кути говорил с Йони также и в четверг вечером, — рассказывает Ави, — ему пришлось несколько раз встречаться с ним перед операцией, но я не был в курсе их разговоров».)
Муки также встречался с Йони и передал ему собранные к тому времени общие сведения и разные мнения по поводу возможностей действия. В Кирие Йони и Шомрон договорились о встрече в Доме парашютиста в 8 вечера для первичного инструктажа. Йони вернулся в часть и приказал вызвать некоторых командиров и солдат с учений и из дома. Ему еще не было ясно, сколько понадобится человек для выполнения задания, но он хотел быть готов к любой возможности. После этого он отправился в Дом парашютиста в Гамат-Гане на инструктаж Шомрона, взяв с собой Ави, офицера разведки Части, Муки, а также Йохая, своего офицера по оперативным вопросам, и Рами, начальника штаба. Шомрон собрал в Доме парашютиста командиров участвующих в операции подразделений. Присутствовали и другие десантные командиры: из полка парашютистов и из Голани, но пришли не все, и не все были к тому моменту вызваны. В тот час большинство присутствовавших были из Части.
