Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера - [99]

Сам же писатель до конца жизни оставался равнодушным к телевидению, предпочитая черпать все сведения о происходящем в мире из газеты «Форвертс», да еще из разговоров с читателями, со случайными собеседниками в ресторане или из бесед с друзьями.

Если не считать встреч с читателями и слушателями его лекций, поставлявших ему новые сюжеты для его рассказов, круг общения Исаака и Эльмы Зингеров был ограничен пятью-шестью семьями, которых они числили в своих друзьях и к которым раз в две-три недели выбирались в гости.

Ближайшим другом Зингера до самой своей смерти оставался Аарон Цейтлин. Затем к нему прибавился рав Беркович, руководивший небольшой синагогой на Манхэттене и привлекший к себе Зингера не только своими глубокими познаниями в иудаизме, но и широтой своего мышления, тем, что глубокая вера в Бога не мешала ему интересоваться наукой и литературой.

Остальные друзья Зингеров были, в основном, бывшими сослуживцами Эльмы и членами их семей, то есть обычными продавщицами универмага, мелкими бизнесменами или клерками средней руки, весьма далекими от литературы. Тем не менее, именно в их кругу писатель чувствовал себя вполне уютно и раскованно.

В отношениях же с издателями, переводчиками, профессиональными журналистами и писателями он, напротив, старался никогда не переходить ту грань, за которой приятельские и деловые отношения переходят в личную дружбу. Да и приятелей в этом кругу у Зингера было немного: большинство идишских литераторов относилось к нему с неприязнью, не раз публично заявляя, что считают выпавший на его долю успех случайным, совершенно не соответствующими его скромному дарованию, и за этими словесными эскападами легко угадывалась обычная человеческая зависть.

Когда же такие отношения все же намечались, Башевис-Зингер, как уже говорилось, сам же их разрушал, порождая все новые слухи о своем несносном характере — переводчикам он высказывал претензии по поводу качества их работы, издателям выражал неудовольствие из-за размеров гонораров и т. д.

Первым из переводчиков, с которым Башевис-Зингер разорвал отношения, был Сол Белоу, по сути, и сделавший Зингера известным англоязычному читателю. На прямой вопрос Белоу, почему он больше не хочет видеть его в числе своих переводчиков, Зингер ответил: «Потому что все потом будут объяснять успех той или иной иной моей вещи мастерством переводчика, а не автора». Это, конечно, была правда, но не вся правда: на самом деле Зингер далеко не всегда был доволен уровнем переводов Белоу, скользившего лишь по поверхности его текстов.

Со временем Зингер стал предпочитать переводчикам переводчиц — большинство авторизованных переводов его произведений на английский принадлежит именно женщинам, а не мужчинам. Дж. Хадда в своей биографии Башевиса-Зингера пишет, что она была поражена, узнав, что писатель спал почти со всеми своими переводчицами. Хотя, зная Зингера, удивляться было нечему. Скорее, было бы странно, если бы дело обстояло иначе. Сам Зингер, разумеется, объяснял свои романы с переводчицами тем, что физическая близость между мужчиной и женщиной является продолжением духовной и помогает последней, но, когда наступало время, без особенных сантиментов прощался с одной из переводчиц и прибегал к услугам следующей. В этом смысле его продолжительная творческая и иная связь с Элизабетой Шуб была лишь тем исключением, которое подтверждает правило.

И все же, повторю, в целом Башевис-Зингер вел относительно замкнутый образ жизни, который вполне его устраивал, так как отвечал самому противоречивому складу характера писателя. С одной стороны, он жадно интересовался людьми, их судьбами, чувствами, мировосприятием, и в этой своей ипостаси Зингер был прекрасным слушателем, вдумчивым собеседником, умевшим «вытянуть» из человека его самые сокровенные мысли и воспоминания. Но при этом, как он сам признавался в интервью Ричарду Бурджину, Зингер был не чужд приступов мизантропии, старался избегать знакомств, которые могли бы перерасти в сколько-нибудь длительные отношения и почти никого не подпускал близко к своему собственному внутреннему миру.

Что касается его безразличия к политике, то сам Зингер опять-таки объяснял его двумя причинами. Во-первых, тем, что ему чужда любая идеология и он не желает быть частью какой бы то ни было социальной, политической и пр. группы; а, во-вторых, потому, что был глубоко убежден в том, что подлинная литература основывается на осмыслении не настоящего, а прошлого — пусть и недавнего прошлого. Современность же по Зингеру — это область интересов журналистов и социологов, но никак не писателей.

* * *

В 60-е годы в жизнь Башевиса-Зингера входит еще одна женщина — Двора Менаше.

Как и в предыдущие десятилетия, в это время писатель вел довольно фривольный образ жизни, и, помимо уже упомянутой Довы Грубер, в его жизни было немало случайных связей.

В беседах с сыном и самыми близкими друзьями он утверждал, что ему интересна каждая встречающаяся ему на пути женщина, каждую он хочет понять и узнать до конца, но чтобы достичь этого понимания, он должен оказаться с ней в постели.