Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера - [142]

— Что значит «каждое подобное предложение»?! — вскипел мужчина. — Я — владелец одного из крупнейших банков страны, председатель идишского общества, организатор вечеров чтения на идиш! Каждый год за свой счет я издаю несколько десятков книг на нашем языке. Да знаете ли вы, что этот банкет мы запланировали в первый же день после сообщения о решении Нобелевского комитета?!

— И, тем не менее, господин Башевис-Зингер вынужден отклонить ваше предложение! — отрезала Рут Якоби и, взяв своего подопечного под руку, направилась с ним к лифту.

В этот момент к Зингеру подлетело несколько фотографов из различных шведских европейских газет, и писатель остановился, чтобы дать себя сфотографировать. Он улыбнулся в фотокамеры широкой голливудской улыбкой и приветственно помахал рукой.

В первый вечер пребывания в шведской столице организаторы церемонии запланировали проведение коктейля, на котором новоиспеченные Нобелевские лауреаты должны были познакомиться друг с другом. Войдя в ресторан под руку с Эльмой, Башевис-Зингер сразу же узнал среди присутствующих профессора Петра Леонидовича Капицу и направился к нему. Зингер по-прежнему, как и в молодости, страстно интересовался наукой, следил за ее последними достижениями, и ему хотелось поговорить с великим физиком и о сделанных тем открытиях, и о том, насколько эти открытия, с его точки зрения, подтверждают или опровергают идею существования Бога.

— Шолом алейхем, господин Капица! Как вам нравится этот их Стокгольм? — приветствовал Зингер профессора на идиш, протягивая ему руку.

— Простите, но я вас не понимаю, — ответил 84-летний ученый по-русски, пожимая протянутую ему руку и отводя глаза в сторону.

— Что ж, если вы забыли идиш, давайте говорить на английском. Мне бы хотелось вас о многом расспросить, — продолжил Зингер уже по-английски.

— Простите, но я очень плохо говорю по-английски, — ответил Капица и отошел в сторону.

— Странно, — сказал Зингер, усаживаясь за столик. — Я читал биографию Капицы, и помню, что он много лет проработал в Кавендишской лаборатории, был любимым учеником Резерфорда, да к тому же читал лекции по физике в Оксфорде. Как он мог это делать, не зная английского?!

— Вы и в самом деле не понимаете? — спросила Рут Якоби. — Разумеется, профессор Капица великолепно знает английский язык. Но вы, наверное, обратили внимания на стоявших неподалеку от него двух молодых людей в смокингах. Это — сотрудники КГБ, которые следят за каждым его шагом и ловят каждое сказанное им слово. Таковы правила игры в той стране, из которой он прибыл, и ничего тут не поделаешь.

Зато беседа Башевиса-Зингера с лауреатом Нобелевской премии в области медицины и физиологии профессором Даниэлем Затнисом и его женой затянулась далеко за полночь. Затнис оказался давним поклонником творчества Зингера, с удовольствием рассказывал ему о своих исследованиях, время от времени не забывая вставлять слова о том, что «все чудеса науки меркнут перед чудом вашего творчества». Так как в беседе принимал участие Исраэль Замир, то разговор сам собой перекинулся на Израиль — выяснилось, что Затнис какое-то время работал в израильском Институте им. Вайцмана, а его жена жила в кибуце, и оба они с удовольствием вспоминали об этом этапе своей жизни.

На следующее утро Башевиса-Зингера ждала встреча с 18 членами Шведской королевской Академии по литературе, определяющими, кто именно станет очередным лауреатом Нобелевской премии в этой области. Выйдя из гостиницы, Башевис-Зингер вновь улыбнулся стоящим возле нее фотографам, помахал рукой туристам, пришедшим поглазеть на лауреатов Нобелевской премии этого года, и только затем сел в «вольво».

Сама встреча с академиками проходила в необычайно помпезной обстановке. Писатель тепло поблагодарил их за то, что они остановили свой выбор именно на его кандидатуре, а почтенные ученые мужи, в свою очередь, поинтересовались, что он думает по поводу их творчества? И вот тут Башевис-Зингер понял, что попал в весьма щекотливое положение — он не читал трудов ни одного из этих академиков, и даже их имена были ему совершенно незнакомы. В поисках выхода из этой ситуации Зингер прибег к вечному, как мир, приему — он заметил, что считает их творчество находящимся в русле лучших традиций скандинавской литературы, представленной такими великими писателями, как Генрик Ибсен, Август Стриндберг, Кнут Гамсун. Отсюда он плавно перешел к рассуждениям о значении литературной традиции вообще, и далее — к истории идишской литературе, о том, какую роль в ней сыграли традиции, заложенные Шолом-Алейхемом, Перецом, Мендель-Мойхер-Сфоримом и другими классиками.

Шведские академики, разумеется, прекрасно разгадали суть этой игры, но будучи хорошо воспитанными людьми, поддержали начатый разговор и стали расспрашивать Зингера о том, что он думает по поводу будущего идиша и литературы на этом языке.

На выходе из здания Академии Зингер снова подставил свое лицо под фотокамеры, снова ослепительно улыбался, явно наслаждаясь этой ванной из лучей славы. Но вернувшись в гостиницу, он столкнулся с холодным, осуждающим взглядом сына.