Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера - [136]

— Скажи мне, отчего, — спросит его потом Бетси, — все вы — и распутники, и фанатичные евреи — с теми же предрассудками, что и ваши прапрадедушки. Как это получается?

— Мы уходим прочь, а гора Синайская идет за нами. Эта погоня превратила нас в неврастеников и безумцев, — ответит Грейдингер.

Сам он решил остановиться и подчиниться "горе Синайской" — той самой горе, возле которой Всевышний сказал евреям: "Вот Я даю тебе сегодня выбор: Жизнь и Смерть. Так выбери Жизнь!" Тот же Раши, о котором здесь уже упоминалось, говорит, что Жизнь в данном случае следует понимать как следование законам Торы. Ареле выбирает Жизнь — и получает свое право на спасение, но получает его отнюдь не из рук Бетти.

А Бася, узнав о предложении, сделанном Шоше, счастливо всплескивает руками: "Что же это со мной?! Он же постился весь день, сокровище мое, милый мой наследничек!"

Но что, спрашивается, нищая Бася может передать в наследство?! Да то, что нельзя купить ни за какие долары Сэма Дреймана — живой огонь еврейской души, великое умение оставаться евреем при любых обстоятельствах, свою неспособность совершить ни одного нечистоплотного поступка, свою глубинную и естественную, как дыхание, верность Торе и ее законам.

Так закачивается "тшува", покаяние Ареле Грейдингера, и начинается его "тикун" — исправление.

Сразу после того, как он делает предложение Шоше, с Ареле происходит еще одно чудо — ему начинает везти и в писательских делах, его цикл рассказов о лжемессии Яакове Франке заинтересовывает издателя, а затем и приносит ему долгожданную известность.

Случайность? Но еврейская традиция, а вслед за ней и писатель, как известно, отрицает понятие "случайность". И Башевис-Зингер намеренно строит повествование так, чтобы просматривалась четкая связь между браком его героя с Шошей и его удачей в делах. Он опять следует классическому канону, демонстрируя таким образом, что такое "ашгахат прати" — каббалистический термин, означающий, что каждому ступающему на путь «тикуна» обеспечена особая опека и особая поддержка Всевышнего.

* * *

С момента упоминания рассказов о Яакове Франке в "Шошу" властно входит новая тема — тема лжемессии. На первый взгляд, может показаться, что это — лишь еще одна автобиографическая деталь, напоминание о романе «Сатана в Горае», принесшем писателю известность. Но «Сатана в Горае» был не о Франке, а о Шаббтае Цви; два романа, посвященные Франку и его последователям, были написаны писателем уже в Штатах; так что непонятно, зачем автор так настойчиво несколько раз использует это имя, казалось бы, совершенно необязательное и ничего нового в повествование не вносящее?

Но в том-то и дело, что обязательное! И чтобы понять это, нужно вспомнить, кто же был такой этот самый Яаков Франк.

Основная идея Яакова Франка, развившего идеи Шаббтая Цви, заключалась в том, что для того, чтобы обрести подлинное спасение и реализовать свою историческую миссию, еврейский народ "должен сойти в бездну". "Чем хуже — тем лучше, — учил Франк. — Тот, кто опускается на самое дно, скорее увидит свет. Человеческие страсти — это искры Божьи, и нужно дать им выход, поправ стыд и отменив всякие моральные границы…"

У Франка нашлось немало последователей среди евреев во всей Европе, и мистические обряды франкистов неизменно заканчивались попойками и самыми разнузданными оргиями, во время которых женщинам приказывалось отдаваться чужим мужчинам в присутствии своих мужей…

Ну, а теперь вспомним рассказ Хаимла Ченчинера о последних днях и последних речах Мориса Файтельзона: "Истинная религиозность, учил Морис, вовсе не в том, чтобы служить Богу, а чтобы досаждать ему, делать ему назло…"

Но ведь в этих словах — вся концепция Яакова Франка!

Да, безусловно, Морис Файтельзон, человек, о котором мельком говорится, что в молодости он продал свою возлюбленную богатому американцу за пятьсот злотых, переполненный гордостью за свои любовные победы, открыто живущий с Селией на глазах ее мужа Хаимла — это и есть Яаков Франк, лжемессия.

И как бы ни очаровывали его философские пассажи и его европейская образованность, следует помнить, что он — Лжемессия, что тот путь, по которому он идет сам и на который увлекает других, — это путь к моральной деградации и гибели.

И — что опять-таки весьма примечательно — первой эту схожесть между Франком и Файтельзоном в романе опять-таки подмечает все та же «дурочка» Шоша.

Само время, в котором выпало жить Ареле и Шоше — это время ложных идей и ложных пророков, время Лжемесии. И не так уж и важно, как именно зовут этого Великого Лжеца — куда важнее быть так же далеко от него, как была Шоша…

* * *

Так о чем же все-таки этот роман — "Шоша"?!

Безусловно, о судьбе целого поколения евреев, вырвавшихся из душного мира своих отцов и дедов к тому, что им казалось Светом и Истиной. Об их безумном стремлении убежать от самих себя, перестать быть евреями, об их фанатичном служении различным лжемессианским идеям и о том, как немногим из них удалось осознать, что подлинный Свет остался там, за спиной — осознать и вернуться к нему.

Для Башевиса-Зингера, самого в определенном смысле слова прошедшего по этому кругу, было несомненно ясно, что еврей, отказывающийся от наследия собственного народа, отвергающий Бога, в итоге утрачивает ту самую нравственную опору, которая единственно и позволяет ему остаться не только евреем, но и человеком вообще. С грустной иронией рассказывает он в "Шоше" о том, как смешны любые попытки заменить эту опору какой-либо другой, и приходит к горькому и почти математически точному выводу о том, что они неизбежно заканчиваются крахом и Смертью — как в физическом, так и в духовном смысле этого слова. Смерть эта может прийти отнюдь не только от рук Гитлера — не случайно в эпилоге выясняется, что Бетси покончила жизнь самоубийством, осознав всю бесплодность своего существования.