Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера - [134]

"Как лилия между тернами, так подруга моя меж дев", — говорится в "Песне песней".

В своем классическом комментарии к «Песне песней» Раши поясняет: это означает, что «народ Израиля средь других народов дорог Богу и любим Богом, как лилия — прекрасный и совершенный цветок, выросший посреди терний».

После этого многое становится понятным.

Да, Шоша, конечно, не умеет сделать выбор, когда речь заходит о мелочах, так что со стороны она вполне может показаться сумасшедшей, девушкой-недоумком, остановившейся в своем развитии. Но когда речь заходит о главном, когда нужно сделать нравственный выбор, она не испытывает никаких колебаний, так как, в отличие от Бетти, четко знает, что такое хорошо и что такое плохо, что нравственно, а что — нет.

Да, ее представления об окружающем мире смешны своей наивностью, но когда она задает вопросы о природе Бога и Его взаимоотношениях с человеком, сами эти вопросы неожиданно поражают своей глубиной и точностью.

Но разве не таков и еврейский народ — цепко, как Шоша, удерживающий в своей памяти все детали своего прошлого, кажущийся порой безумным и наивным в своей вере, в своем нежелании идти в ногу со временем, упорно не замечающий, как меняются окружающие его реалии и вместе с тем непрестанно погруженный в размышления над своей Торой, мучающийся вечными вопросами о сущности Бога и Его взаимоотношениях с человеком?!

И потому вряд ли стоит удивляться тому, что за годы разлуки с Ареле Шоша "не выросла и не постарела" — ведь Израиль не может постареть или вырасти, и не случайно еще одним его символом является годовалый агнец — именно агнец, а не овен!

Живший в ХIX веке раввин Шимшон-Рафаэль Гирш в своих замечательных комментариях к Торе, объясняя сущность этого символа, подчеркивает, что агнец "еврейского символизма" принципиально отличается от "агнца" с другой, нееврейской точки зрения. Если у неевреев, пишет Гирш, агнец — это "символ постоянного страдания и мученичества", то "в еврейском мышлении ягненок символизирует постоянно радующееся, непорочное существо в расцвете непреходящей юности…"

Шоша не может вырасти и измениться, потому что она не только Лилия, но и Агнец — "постоянно радующееся, непорочное существо в расцвете непреходящей юности".

Стоит заметить, что еще в самом начале романа Исаак Башевис-Зингер подсказывает читателю такую трактовку образа Шоши. Не случайно маленький Ареле Грейдингер пересказывает Шоше "Песнь песней" и говорит, что когда-нибудь она будет его царицей, будет восседать на троне, а генеральская дочь будет мыть ей ноги: ведь именно такое чудесное превращение, согласно еврейской эсхатологии, должно произойти в конце времен с еврейским народом, когда Иерусалим станет столицей мира и в нем воцарится Мессия.

Встреча с Шошей и возвращение к ней — это встреча и возвращение Грейдингера к своему народу, к тем неизменным ценностям и понятиям, на которых тот строил свою жизнь в течение тысячелетий. Это, говоря словами Бориса Слуцкого, "возвращение из точки в пространство"…

Но одновременно — это и встреча со СВОЕЙ женщиной, с существом, которое обозначается в Каббале понятием "истинная пара", "Йохида" — единственная. И все женщины, которые были у Ареле Грейдингера до этого по сравнению с Шошей — лишь наложницы царя в сравнении с настоящей царицей.

Но если Шоша — это одновременно и символ Израиля, и "истинная пара" героя, то кто же такая Бетси?

Ответ опять-таки лежит на поверхности.

Ну, конечно же, Бетси — это все та же Лилит, Великая Соблазнительница, связь с которой, на первый взгляд, сулит деньги, славу, спасение, а на деле неминуемо оборачивается падением в глубочайшую нравственную пропасть и крушением всех надежд.

Вся фабула романа призвана лишь подтвердить это: Цуцик-Ареле, которому встреча с Бетси обещает долгожданное материальное благополучие, возможность спокойно заниматься любимым делом и писательское признание, в итоге создает совершенно провальную пьесу и оказывается, может быть, даже еще дальше от заветной мечты о славе, чем до этой встречи. От денег остается пшик, и Цуцик вновь впадает в такую ужасающую нищету, что у него возникает мысль о самоубийстве.

"Ареле не ходи к ней… Она хочет отобрать тебя у меня. Она похожа на ведьму!" — говорит Шоша, шестым чувством понимающая, что же такое Бетси.

А тем временем, Бетси, безусловно, не осознающая этой своей зловещей роли, медленно подталкивает Ареле Грейдингера к сделке с Дьяволом.

И кажется, что еще немного — и он вступит в эту сделку, после чего ему уже будет поздно думать о спасении своей души.

Но Ареле останавливается в полушаге от той пропасти, в которую заманивает его Лилит. Останавливается — и делает несколько поспешных шагов назад.

* * *

События Йом Кипура — Дня Искупления, последнего Судного дня накануне Второй мировой войны — занимают центральное место в "Шоше", и не случайно этот день жизни Аарона Грейдингера расписан Зингером буквально по часам.

Стоит вспомнить, что, согласно еврейской традиции, каждый Новый год всем народам мира и каждому человеку в отдельности в Высших мирах выносится приговор, предопределяющий, каким будет для них грядущий год — какой из народов ждет мир, а какой — война, какой — голод, а какой процветание; кому из людей суждена жизнь и кому — смерть, и если все-таки смерть, то какая — от ножа, от пожара, от болезни и т. д. И лишь евреям предоставляется дополнительная возможность раскаяться, заслужить прощение и таким образом изменить вынесенный на Небесах тяжелый приговор. Но реализовать эту возможность можно только до Йом Кипура — Судного дня, Дня Искупления, дня поста и самозабвенной молитвы о прощении.