Последний аккорд - [33]

Центр находился — где бы вы думали? — на улице Мамедалиевой, на которой расположилось… трудно вообразить, что это совпадение… немецкое посольство! Вот те на! Даже мои поржавевшие опоры и каркас затрещали, клавиши и молоточки, изъеденные насекомыми заиграли! Да, прямо в первый день я услышал… не (до) — мец (ре) — ку (ми) — ю (фа) речь.

Вам, наверно, интересно узнать — будет ли хеппи-енд? Слушайте дальше…

Глава центра — полумузыкант-полубизнесмен Искендер был хваток, дерзок, и как только увидел меня, слава Богу, сразу сообразил, что можно как-то привлечь немецкое посольство в дело моей реставрации. В один из дней в центре появился немецкий дипломат по имени Гюнтер и с интересом разглядывал меня. Вокруг шел ремонт — центр вот-вот должен был открыться и посреди всей этой вони от красок и химикатов Искендер и Гюнтер договорились, что немецкое посольство возьмется за мою реставрацию, выделит средства, а может даже привезет специалиста из Германии! Вы можете представить, что я чувствовал!

Прошло, однако, еще несколько месяцев и ничего не произошло. Ремонт закончился. Центр начал функционировать… как ресторан. В ресторанном зале находился большой рояль, а я же должен был служить в другой комнате профессиональному развитию молодых джазистов. Как всегда, пианино досталось роль подсобного инструмента. Хотя бы так… Ну просто очень хотелось, чтобы меня по быстрей отреставрировали.

Через некоторое время я узнал, что этого дипломата Гюнтера отозвали обратно в Германию. Он был так увлечен разгульной жизнью в Баку, и его дипломатическая зарплата в те годы была просто состоянием в Азербайджане, что он каждый вечер устраивал пьянки и оргии у себя дома. Под конец это всем надоело и его отправили на родину. Я не терял надежды, что придет новый культурный во всех смыслах атташе из посольства, и мои дела наконец-то сдвинутся.

Увы, через некоторое время Искендера сняли с должности директора джазового центра и назначали какого-то обалдуя при бабках. В музыке он ни черта не соображал — знал только, как делать деньги.

Вместе с тем, в центр приходили всякого рода музыканты и один из них по имени Рагим, который проучился в Москве и, вернувшись по зову родителей на родину, теперь пытался найти себе место в новом капиталистическом обществе одной из пост-советских республик, обратил внимание на меня. Поначалу он мне не понравился. Когда собирались в центре музыканты, он только и жаловался на свою глупую уступчивость, которая вернула его обратно из Москвы в Баку.

— Это все родители… Прожужжали мне уши: «Вернись сынок», «Женись», и тому прочее. Сейчас бы в Москве я бы такие бабки зашибал. А здесь мне ничего не светит.

Музыканты в центр приходили разные и разговоров на тему «куда мы идем» и «что дальше будет» было много. Приходил часто один из известных, но по моим меркам вполне посредственный музыкант и говорил:

— Я вот настоящий бакинец… Такая нация есть да-а-а-а-а…

Этот вот «чувак» из нации «бакинцев» ни черта, правда, ни делал путного, кроме того, что рассказывал всякие истории о жизни Баку шестидесятых-семидесятых годов. Мне показалось поначалу, что Рагим тоже из числа вот таких, извините, мастурбирующих «старых бакинцев». Однако Рагим активно пытался развивать центр, пришел даже с идеей создания музыкальной библиотеки при центре, купил на собственные средства около тридцати книг, принес их, но через некоторое время библиотеку растаскали. Позже в центр пришли еще несколько молодых ребят, притаранили старый компьютер и стали пытаться создать электронную библиотеку. Я восхищался этими молодыми людьми, которые не теряли энтузиазма и посреди всего этого меркантилизма пытались заниматься чем-то духовным.

Так вот, Рагим как-то ребятам сказал, что надобно бы починить пианино. Они пришли к новому главе центра, но тот сказал, что не считает целесообразным выделять деньги на то, что не будет приносить дохода. Тогда ребята решили скинуться, чтобы починить меня. Так что во мне опять затеплилась надежда…

Наступал двадцать первый век, который я встречал в молчании, но в надежде, что меня наконец-то починят и я смогу вновь звучать. Мне даже не верилось, что я просуществовал почти весь век, и мне исполнялось 97 лет со дня создания. Сколько еще?

Может мне действительно надо уйти на утиль — ведь в этом, в конце концов, смысл существования. Один приходит, что-то создает и уходит, а далее на его место приходит другой. Вот так и цивилизация и человечество развивается. А представьте, если один человек жил бы вечно — он, наверно, перестал бы творить — ведь может именно неизбежный конец заставляет всех торопиться! Даже Эйнштейн умер и на его место пришли новые ученые с новыми идеями. Представьте, если вещи существовали бы вечно. Тогда отпала необходимость создавать новые, и не было бы никакого прогресса. Но все это размышления о высоких материях — на самом деле каждый человек хочет жить вечно.

Мысль о необходимости обновления явилось хорошей отговоркой для тех, кто вскоре без всяких колебаний начали разрушать старые здания, деревья, вещи, историю…

Увы, погоня за деньгами мутит разум многих. Люди думают, что все это, что они накапливают, они заберут собой в могилы. К сожалению, а может и к счастью, человек приходит в этот мир голый, и такой же голый уходит. Вещи остаются здесь. А люди продолжают одно создавать, а другое разрушать…