Али было не до меня. Все бурлило в городе и в стране. Все напоминало 1917 год.
На следующий год моего хозяина сняли с работы. Не знаю за что. Обычно он умел подстраиваться по ветру. Он пришел домой и попросил вызвать скорую помощь — что-то у него было с сердцем, и он залег на месяц. Для меня это означало, что еще некоторое время мне придется пробыть в этой квартире. Мои струны уже давно были расстроены. Дети уже были взрослыми — даже никто не создавал какофонии на мне. Абсолютная тишина…
Через некоторое время Али ожил. К нему пришел его приятель, и они начали дружно поносить советский строй. Али ушел головой в политику. Он стал писать анти-армянские и русофобские статьи и даже написал брошюру о временах репрессии в азербайджанской литературе. Далее он написал книгу о негативном влиянии коммунизма на азербайджанскую литературу. Назвал он ее, кстати, «Литература азербайджанских тюрок в период коммунистического гнета». Али активно участвовал на митингах, но в 1990 году его пыл спал. 20 января советские войска вошли в город и уничтожили мирных демонстрантов. Мой хозяин перепугался не на шутку. На целых два года он затих. Впрочем, в 1990 году он меня продал, слава Аллаху, новым хозяевам. Я о нем потом узнавал новости из газет. В 1992 году Народный фронт сделал его ректором одного из университетов. Он продолжал писать книги о роли всяких там руководящих государственных деятелей в развитии азербайджанской литературы, пока его не сняли с работы, и тогда, кажется, он перешел в оппозицию. Впрочем, он меня больше не интересовал.
Глава тринадцатая
Чертова дюжина
После Али меня приобрел мелкий торговец Фуад в целях перепродажи за большую цену иностранцам, которые стали наезжать в Баку. Фуад был владельцем открывающихся как грибы так называемых «комиссионных магазинов». Но, увы, иностранцы, которые, очевидно, ранее обещали меня купить как антиквариат, по каким-то причинам быстро уехали из Баку в середине 1990 года, и я без дела проторчал в запыленном складе Фуада еще полгода пока он нашел покупателя — это был владелец маленького частного ресторана — такие тоже как грибы стали открываться в то время.
Ресторан находился на улице Коммунистической, которую буквально через год переименуют в Истиглалият. Владелец ресторана Асиф приехал недавно из России, где служил офицером в армии и отвечал за материальное обеспечение. Хорошие деньги заработал и теперь решил обосноваться в Баку. Подозреваю, что он бежал оттуда из-за хищений, расплатился как-то с властями, потому, что в разговорах он никогда не упоминал точное место службы. Короче, хватка у него была, прямо скажем, не армейская, а бизнесменовская — наверно, поэтому в армии занимался вопросами материального обеспечения. Ну, вот он решил открыть ресторан, где бы играли легкую джазовую музыку. Для Баку перестроечного периода это было что-то. В советское время хороших ресторанов в городе было не так много. А после перестройки открывались большие возможности. «Голодная» советская публика с удовольствием посещала открывающиеся новые рестораны и каждый как мог старался привлечь посетителей. Так появлялись в городе первые пиццерии, грильные, донерные и всякие прочие рестораны и кафе.
Мне не впервой было попадать в ресторан — да, это было давно в далеком 1918 году, и я вспомнил ресторан «Восток». Ну, на этот раз на мне играли бы более приличную музыку — джаз. Музыкант, который приходил на мне играть — Фаик, работал в оркестре какого-то театра, который закрыли во время перестройки из-за нехватки средств. СССР переходил на хозрасчет, и хоть театры и другие так называемые объекты культурно-просветительского характера не подпадали под эту категорию — я имею виду коммерческих и хозяйственных субъектов — но дело было в том, что это был маленький театр при каком-то заводе, который в свою очередь, перейдя на хозрасчет, переживал не самые лучшие времена и поэтому перестал финансировать деятельность театра. Капитализм наступал…
Фаик сразу сказал, что пианино дико расстроено и нужен хороший настройщик. Последний пришел и сказал, что многое надо уже заменить. Струны некоторые проржавели, молоточки съедены насекомыми, и нужно все это заменить. Запчасти в период развала хозяйственный связей было трудно найти, и поэтому Асиф сказал Фаику играть «как можешь», пока не найдутся запчасти. Асиф пытался найти Фуада и побазарить (извините за бакинский сленг) за то, что тот спихнул меня в таком виде ему, но того уже след остыл — он успел смыться куда-то в США, и наверно открыл какой-либо магазин, а может быть и ресторан в Бруклине. Так что, Фаику пришлось отстукивать на мне Боб Джеймса с ужасным фальшем. Впрочем, это мало интересовало публику — в период хаоса, которым сопровождался развал Союза Социалистических, людям было не до тональностей Боба Джеймса или Чикареа.
Пробыл я в ресторане только год. Когда пара клавишей совсем сломалась, Фаик наотрез отказался на мне играть. Асиф перепродал меня совсем за бесценок своему другу, который работал в Бакинской консерватории, хотя по бумагам меня приобрели за кучу денег.
