Последний аккорд - [15]

После приезда Ашур-бека и дочерей из Европы в доме появилось немало новых вещей из Европы. Здесь были статуэтки, безделушки и сувениры из Парижа, Вены, Монако, Берлина, Баден-Бадена. Они, конечно, поначалу галдели о том, что за город, куда они попали и зачем. Но в целом им было до лампочки — лампочки все равно где светить — ей всегда найдется применение. (Эта вещь к 1909 году стало вполне распространенной, даже в бакинских домах.) Так и сувенирам и безделушкам — их цель служить напоминанием о посещенных местах и — все! Достаточно просто стоять на полке.

Польза для меня от всех этих новых предметов была одна — я узнал как там дела в Германии, как там кайзер Вильгельм. Было так же интересно послушать последние сплетни из Вены, об императоре Франце-Иосифе и прочих. Честно говоря, меньше всего меня интересовали королевские особы. Мне хотелось знать новости про музыку и композиторов. Но разве от этих пустых безделушек узнаешь эту информацию.

После поездки в Европу Ашур-бек решил выдать старшую дочь Сону. Я терял, конечно, ученика, но что поделать? За Соной сватался сын одного из городских миллионеров. Неплохой был тип, но уступал ей в знаниях. Впрочем, Сона была не из привередливых.

Так что в 1910 году в доме осталась Сара одна. Ашур-бек хотел перестать приглашать учителя музыки — он не собирался делать из Сары профессионального музыканта, но последняя уговорила отца оплачивать дальше учебу. Боброва, уехавшего в Тифлис преподавать, сменил Лев Маркович Либерман, которого привел Шамси. С ним Сара стала учить не только пианино, но и в целом музыку — классическую, оркестровую.

В этом же году в доме появилась вещь, которую я возненавидел — граммофон. Из-за нее люди перестали учиться музыки, слушать живую музыку и приглашать домой музыкантов.

Я был в шоке, когда первый раз услышал звук граммофона — этот Либерман надоумил Ашур-бека купить эту вещь, чтобы Сара приобщилась к оркестровой музыке. Из граммофона текла эта оркестровая музыка, прерывающая то и дело царапинами и скрежетом пластинки. Господи! Что за изобретение?! Правда я позже поймал себя на мысли, что впадаю в луддизм. Это в прошлом веке в Англии рабочие-луддисты уничтожали станки, протестуя против замены человеческого труда машинами. Через некоторое время я успокоился. Ничто не сможет заменить живую музыку, даже граммофон. У каждого была своя ниша. Конечно, если раньше, чтобы послушать музыку люди звали музыкантов, то теперь можно было поставить виниловый диск. От этого они потеряли многое. Лев Маркович Либерман прививал у Сары любовь к «классической классике», Дело в том, что Либерман был большим любителем Брамса, который был противником романтических тенденций в музыке. Лев Маркович, как и свой кумир, не любил Вагнера и Листа. «Ну что за нежности», — иронизировал учитель про музыку известных композиторов.

Я, конечно, в этом отношении субстанция нейтральная. Мне лишь бы на мне музыку играли. Кончено, я всегда предпочитал классику легкой музыке. Но, в конечном счете, главное, чтобы инструмент нашел свое применение. А что играют — пускай над этим люди думают. Так что, кого любил и предпочитал Либерман мне, в целом, было по барабану… извините, по клавишам. Да и трудно было мне сделать выбор между своими земляками — Брамсом и Вагнером. Просто было интересно наблюдать, как изменяться вкусы Сары под воздействием своего учителя. Несомненно, Саре нравился начитанный Либерман. Поэтому неудивительно, что из особняка на Михайловской, по которой то и дело спешили фаэтоны, а иногда и первые автомобили, вместе с неторопливыми повозками с лошадьми и мулами, а иногда даже верблюдами, лилась неторопливая и изящная брамсовская рапсодия. Это было похоже на Баха, только как бы переложенное на пианинные клавиши вместо органных.

[1] Гаджи Зейналбдин Тагиев — азербайджанский миллионер и филантроп.

[2] Лидеры уличных банд.

[3] Сабир — азербайджанский поэт-сатирик, Мирза Фатали Ахундов — писатель и драматург.

Глава шестая

Закат Европы

Идиллия в семье Ашур-бека прервалась в 1911 году. В один из прекрасных дней сотрудники царской охранки пришли за Махир-беком. Его обвинили в связях с революционерами и забрали, несмотря на протесты отца. Последний попытался использовать все свое влияние, чтобы вывести своего сына из тюрьмы. С помощью больших взяток ему удалось снять с сына «революционное» клеймо. Его судили за финансовые операции с какими-то махинаторами, которые на самом деле были социал-демократы. Тем не менее, по Ашур-беку был нанесен сильный удар — по его престижу и бизнесу включительно. Русские бюрократы хорошенько его отодрали за то, чтобы не подводить сына под «революционеров». Махир-бек был сослан на три года на Урал, откуда он, впрочем, вернулся раньше. В 1913 году в связи с трехсотлетием восшествия на престол династии Романовых объявили широкую амнистию, под которую и попал Махир-бек.

После возвращения сына, чтобы развеяться от нагрянувших проблем, Ашур-бек взял его и Сару в очередную поездку по Европе. Я с нетерпением ожидал их возвращения оттуда, предвкушая новые новости с моей родины, а также всякие предметы. На этот раз, я надеялся, будут не только безделушки. Сара была уже вполне образованной девушкой, прекрасно владеющая немецким и французским, так что она должна была бы принести книги и новые пластинки для граммофона, к которому я стал понемногу привыкать.