Последние каникулы - [34]

— Ты эти школьные штуки, Федя, брось: «Большое дело», «Кто бы мог подумать!..» Мне тут платят прилично и командировочные текут, вот и «большое дело». Если не платить, эта Шлиссельбургская развалюха превратится в труху, никто не спасет… А ты решил развлечься после финала?

Солидности и взрослости не получалось, только задиристость. И все-таки Федор почувствовал, что Арик ему теперь не так неприятен, как раньше. Возможно, потому, что он работал именно здесь, в крепости, а может быть, пришла пора помириться? Сколько можно враждовать, кому это надо? Вот слезет со стены, и они пожмут руки. Бывает же, что мирятся враги, а потом даже становятся друзьями!

— Да, решил, — кивнул он. — У меня тут отец…

— Брось, Опал, не надо фасонить. Абсолютно все за тебя решил Митько, он и готовится теперь к поездке в Польшу… Лучше скажи: здорово ты обиделся в магазине? Уязвлен и оскорблен, х-хэх!..

Арик умело прикурил на ветру и выщелкнул спичку вниз, к ногам Опалева.

Шевельнувшаяся было в сознании Федора готовность к примирению улеглась. Не получится у них примирения, не тот Арик человек. И самое удивительное то, что Федор за всю свою жизнь не сделал ему ничего дурного. Просто жил рядом, и уже этого было достаточно, чтобы Арик его ненавидел… Оставалось плюнуть и разойтись, тем более что в любую минуту могли вернуться Егор и отец.

— Я согласен: Митько хороший боксер, только ты тут ни при чем. Мне кажется, если бы мы с тобой жили в те времена, — показал он на крепостную стену, — ты был бы здесь надзирателем. Тебя это не смущает?

Арика это не смущало. Он крутанул головой, будто его шею кусал воротник, прошелся по стене и, ступив на самый край, так что были видны кончики его белых подметок, сказал:

— Я бы советовал тебе не особенно… У меня и тут свои. Если что — схлопочешь пулю под лопатку.

Он вспомнил берег, двоих с обрезом. Сонечку…

— Тем более спускайся, покажешь «своих». Или мне самому подняться наверх? — говорил Федор и будто вслушивался в себя, будто старался обнаружить в себе необходимую злость и азарт, чтобы кинуться в темный проем и наконец поступить с Ариком так, как он того заслуживал. Но видно, в нем все-таки было недостаточно злости и азарта, потому что он продолжал оставаться на месте. Наконец он понял: Арик ему больше не интересен. И уж совершенно точно — не опасен!..

Федор словно по инерции сделал шаг к темному входу в стене и тут услыхал голос Егора:

— Федя, где ты застрял? Аквалангисты ждут!

Его позвали, нужно идти. Как хорошо, что его позвали и что ему нужно идти!

Подняв голову, он снова взглянул на стену — Арика там не было. Не было его ни слева, ни справа, и Федор испугался: уж не свалился ли он на ту сторону крепости. Но, увидев в одной из бойниц Флажной башни лицо бывшего одноклассника, он рассмеялся. И махнул рукой. Затем резко повернулся и побежал к брату. На вопрос Егора, чего он смеется, Федор сказал:

— Так, Егорка, вспомнил старую глупую жизнь, не обращай внимания… А девушек наших мы с тобой обязательно познакомим!..

* * *

Наконец они вышли из крепости. За стеной их поджидал Рудольф Максимович. Втроем направились к берегу, где аквалангисты занимались своими подводными делами. Два богатыря на тропе продолжали спать, и, казалось, от их молодецкого храпа содрогаются старинные стены Орешка.

Лысый великан еще издали помахал Рудольфу Максимовичу и ребятам, подзывая поближе. А когда они подошли, хитровато прищурился:

— Ну, Рудик, давненько ты собирался наши глубины осмотреть, надевай акваланг и пошел.

Кажется, Рудольф Максимович не ожидал такого предложения, взглянул на крутые волны невской протоки и опустил глаза:

— Честно говоря, сегодня я что-то не в духе. Но… попробовать можно.

Федор вспомнил вчерашний день, похороны дедушки, кладбище и понял, почему отец «не в духе». Кроме того, отцу не хотелось начинать новое, сложное дело при сыне и племяннике, но и отказаться он не мог — подумают: струсил.

Отец начал медленно расстегивать пуговицы на рубашке, поддел носком каблук и снял туфли.

Федор мимолетно осмотрел лежавший на берегу акваланг, ласты и встал впереди отца.

— Можно — я?

— А ты пробовал? — спросил отец.

— Нет. Но это неважно. Давайте!

Лысый великан лишь развел руками: дескать, поступай как знаешь, я не против.

— Надевай ласты, — сказал он, будто нехотя. — Не в обуви, голубчик, сними кроссовки, сними одежду.

— Он же не пробовал, он техники не знает, — заволновался Рудольф Максимович. — Что ты его одеваешь?

— Не пробовал, так попробует, — остановил его лысый. — Стань в сторонку, Рудик, и наблюдай.

Егор весело улыбался, отчего-то подмигивал, но Федор видел, что сам он ни за что бы не полез в воду.

Пока Федор раздевался, главный аквалангист рассматривал его сухую, чуть сутулую фигуру боксера — ему нравилось, как сложен этот парень.

— Поднимай акваланг, надевай лямки. Бери в рот загубник и пошел! Погоди, надо застраховать тебя, чтобы не пришлось везти отсюда одни лишние штаны.

Он опоясал Федора толстой веревкой, произнес:

— Пошел!.. Если наша глубина окажется не по душе, дерни за веревку.

Федор не смотрел на отца, чтобы тот не заметил его страха. Спиной двинулся на глубокое, погрузился в воду с головой и сначала не дышал — забыл дышать. Когда начал задыхаться, попробовал сделать вдох — и удивился: под водой он дышал почти так же, как на суше. Открыл глаза: на илистом дне кое-где проступали ломаные кирпичи, круглые булыжники. Дно круто уходило вниз, к протоке, и он поплыл в глубину. Что-то блеснуло перед глазами, он обрадовался, мечтая подобрать какой-нибудь старинный предмет, сильным гребком нырнул туда и даже глаза прикрыл от огорчения — то была пустая консервная банка. Поднял ее и, чтобы показать аквалангистам, что он достиг дна, всплыл. Бросил банку на берег и снова начал погружение, но вдруг вместо воздуха в легкие хлынула вода. Задыхаясь, он снова всплыл и, не выпуская загубник из рта, метнулся к берегу. Но захлебнулся, закашлялся и стал тонуть. Тогда главный аквалангист натянул веревку и вытащил его из воды. Федор свалился на песок и кашлял.