Последние атаки - [21]

Тишина, жутковатая тишина навалилась на уши. Теперь оставалось только ожидание, беспомощное, гнетущее и жалкое. Наступил момент, когда ты уже не хозяин машины. Он поневоле вспомнил изречение: «Когда ничего не можешь сделать, постарайся хоть не волноваться». В ожидании нельзя не волноваться, к тому же не думать об опасности. Возможно, это посадка в расположении противника, а пока он имеет только одну возможность — приземлиться, чтобы потом постоять за себя.

Земля! Летчик на воине особенно тесно связан с ней. Она всегда желанна для него после боя. Но сейчас Петр был не рад ей. Она пугающе приближалась. Остановившийся трехлопастный винт оказался страшным тормозом, и самолет круто шел к земле. Как хотелось задержать встречу с пой! Желая облегчить свой «як», чтобы он дольше пропланировал, Петр даже приподнялся. Встречный упругий воздух, охладив лицо, отбросил его назад, снова усадив в кресло. Воронин взглянул в небо. О если бы он мог сейчас поднять руки и ухватиться за его густую синеву…

Мертвая машина угрожающе проваливается вниз, плохо планирует. При ударе можно погибнуть или же, потеряв сознание, оказаться в руках фашистов. У Воронина пистолет с двумя обоймами патронов да еще в кармане целая коробка — штук пятьдесят.

Нужно суметь сесть нормально, иначе не сумеешь воспользоваться своим оружием.

Петр с тревогой смотрит вперед на землю. Там леса с пятнами болот и полян. В болото садиться опасно: засосет. Как отличить болото от суши? Все покрыто снегом. Мельком припомнился перелет из Житомира в Ровно. Тогда болота курились испариной и в лучах восходящего солнца были даже красивы. Теперь тоже местами стелется туман, но сейчас он смертельно опасен.

Впереди редкий лесок, кустарник, зашторенные сизой дымкой. За ними небольшая поляна с каким-то домиком, прижавшимся к лесу. Домик может стоять только на сухой поляне. Впрочем, выбора нет. Земля, казавшаяся с высоты плоской, спокойной, зашевелилась, ожила. Деревья редкого леса угрожающе выросли и ощетинились по сторонам. Все начало принимать свои реальные очертания. Поляна о домиком тоже в движении, но она почему-то еще далеко. Это хуже. Дотянет ли?

Теперь Воронин отчетливо видит под собой местами сквозь жиденький слой талого снега поблескивающую зловещей чернотой воду. Стелющаяся над ней испарина казалась ядовитым дыханием бездны.

Задерживая снижение самолета, Петр тянет ручку управления на себя, но машина угрожающе проваливается вниз. Воронин расстегивает замки привязных ремней, чтобы выброситься из кабины, если самолет начнет кувыркаться между деревьями.

Еще ручку на себя! На какую-то секунду «як» застывает в воздухе. «Родной, продержись еще секундочку, потеряй скорость!.. Молодчина! Ну, еще!..» Нет, самолет окончательно потерял скорость, проваливается и, подминая под себя кустарник болота, грузно плюхается на фюзеляж.

Машина уже не во власти летчика, а во власти инерции. Она скользит по воде. Петр бросает ненужное теперь управление и упирается руками в приборную доску. Теперь он готов ко всему: самолет начнет кувыркаться — пригнет голову к коленям, резко остановится — самортизирует руками, чтобы не удариться головой, ну а если будет тонуть — постарается быстро выскочить из кабины.

Его «як» и в последний момент не подкачал. Разбросав по сторонам сосны и кусты, он, будто поднатужившись, проскользил, как лодка, еще несколько метров по болотной жиже и выполз на твердый грунт поляны.

Неожиданность — коварный и постоянный враг для летчика. Вот и сейчас Петр Воронин оказался в ее власти и был готов ко всему. Приземлившись, в первую очередь приготовился к встрече с фашистами. В руке пистолет. Он на взводе. Но вокруг — никого. Никто не бежит к нему. Тишина. Что бы это значило? Наверняка противник притаился, намереваясь схватить русского летчика с меньшими потерями. Петр, привстав в кабине, настороженно озирается по сторонам. Дуло пистолета следует за его взглядом. Ни души. Кругом воронки от бомб и снарядов.

Самолет остановился метрах в пяти от одной из таких ям. Они запорошены снегом, и с воздуха заметить их было невозможно.

Шум пронесшегося над головой самолета заставил Петра поднять лицо к небу. Это Иван Андреевич. Он выпускает шасси и делает разворот. Наверняка собирается сесть рядом со мной. Значит, я на вражеской земле. Но может ли здесь приземлиться «як»? Поляна метров триста шириной и девятьсот длиной, по размерам подходит. А окопы и воронки? Нет, здесь «як» не сядет. Вот если бы По-2…

— Иван! Иди домой! — кричит по радио Петр. Но радио не работает. Воронин пулей выскакивает из кабины и руками машет другу, чтобы улетал. Иван под охраной Лазарева и Коваленко продолжает упорно снижаться, рассчитывая приземлиться возле подбитого «яка». Хохлов не видит или не обращает внимания на запрещающие сигналы Воронина. Тогда Петр, забыв о всякой предосторожности, открыл стрельбу в сторону снижающегося самолета. Но и она не помогла.

Иван у самого берега болота коснулся колесами земли. Самолет побежал. Петр — наперерез ему. Ведь там, впереди, целый рои воронок… То ли он заметил Петра, а возможно, и увидел ямы — резко дал газ. Мотор взревел, «як» отскочил от земли и, покачиваясь, готовый вот-вот свалиться па крыло, поплыл над воронками, набирая скорость.