Последнее приключение - [4]

— Смотри! — вырвалось у Родриго, и он указал вдаль, поверх противоположного берега озера.

Там лес подымался по склону, становившемуся чем выше, тем отвесней; судя по всему, за ним начиналась целая гряда новых возвышений, Деревья там будто взбирались вверх по гребню, уступ за уступом, — темный хвойный лес. Там и сям из него выдавались вверх лысые утесы.

— Наконец-то мы сможем оглядеться кругом, наконец-то поднимемся из этих глубин! — воскликнул Говен. Гнетущая тяжесть последних дней, все, что до сих пор утаивалось и подавлялось, теперь выплеснулось у него наружу, как и у его господина. Они повернули лошадей и поспешили назад, на дорогу, чтобы ускорить марш по направлению к холмам. Слуги тоже обрадовались принесенной вести. Лошадей сразу пустили рысцой.

Вечером они уже расположились на ночлег у подножия первых холмов, на опушке хвойного леса. Сеньор Руй потирал руки у костра. Он словно переменился, был возбужден.

— Об озере, — вдруг обратился он к Говену, — шпильман мне тоже говорил. Потому-то я в последние дни все норовил ехать сквозь чащу, забирал в сторону — боялся пропустить озеро. Ведь дорога-то вела в другом направлении. Я это знал. Знал также и про холмы, и про зубчатые утесы, которые мы видели.

Говен молчал. А господин становился все говорливей.

— Выходит, он не врал, этот странный человек, — сказал Родриго. И вдруг начал рассказывать о шпильмане разные подробности, будто только сейчас о них вспомнил. Рассказал, к примеру, что у того был колчан, украшенный всевозможными рисунками, каждый из которых изображал какое-нибудь пережитое приключение. А внутренняя сторона лука была покрыта таинственными знаками, причем в каждом знаке заключалось столько смысла, что его хватило бы на иную книгу, а все вместе составляло целую науку.

На этом сеньор Руй умолк и отступил чуть в сторону от костра, в глубокую, мягкую тень между стволами.

— Спойте нам что-нибудь, сеньор Говен, — попросил один из стремянных.

— Да! — послышался голос Руя из глубины поляны. — Спой, Говен! Спой песню шпильмана! — Глаза его вдруг расширились и засверкали темным блеском в отсветах костра.

Паж вынул лютню из сумки, настроил ее и запел:

Как даль благотворна

Сердцам опаленным!

Поляны в лесу — изумрудный ковер.

Всех молний чудесней

Клинок мой! И песню, о радость,

Пропой мне! О тайна лесная,

Уста мне целуй, завораживай взор!

Вешние ветры, осени листья,

Версты и годы, рыцаря рок!

Глянь — в отдаленье замки, селенья

Спят в стороне от дорог.

Сраженья, скитанья

И утренней ранью призывные звуки

Звонкого рога.

Как дышится в мире легко и широко!

И вновь в отдаленье рощи, селенья

Спят в стороне от дорог.

Последнюю строфу подхватил и сеньор Руй.

Не успела смолкнуть песня, как в ответ ей откуда-то из лесных далей отозвался странный звук. То был глухой и низкий гул, будто дрогнула и заходила земля.

Говен вскочил.

Оба стремянных застыли в оцепенении. На их побледневших лицах плясали блики костра.

Наконец один собрался с духом и сказал:

— Это было почти как рог сеньора Роланда в Ронсевале!

Все промолчали.

— О шпильман! — в волнении прошептал сеньор Руй.

В эту ночь никто спокойно не спал, а тот, кто сидел на страже, в любой момент мог рассчитывать на короткую беседу шепотом.

Встали и отправились в путь рано. Дорога, становившаяся все податливей из-за покрывавшей ее бурой хвои, вела по склонам холмов и медленно поднималась вверх. Сеньор и паж, в нетерпеливом желании поскорее осмотреться окрест обогнали стремянных и, убедившись, что дорога по-прежнему никуда не сворачивает, забрали влево, в пока еще равномерно поднимавшийся вдоль склона лес. Тут лес снова шел смешанный, и потому дорога была более плотной и удобной, но частые заросли затрудняли езду. Destrier сеньора Родриго — а теперь он ехал на нем, и в полном снаряжении, — выступал ровно и споро, даже когда подъем стал круче; и так же уверенно держался Божо. Однако через некоторое время оба всадника вынуждены были спешиться и повести лошадей в поводу: склон стал совсем крутым. Меж деревьями начали попадаться поросшие мхом скалы, груды щебня и одиночные валуны.

Тут перед ними возникла плоская расщелина, поднимавшаяся вдоль нависшей извилистой гряды невысоких скал, по краю которой корни растущих на ее гребне деревьев местами повисали в пустоте, искривленные, будто сползающие змеи. Травы и лишайники, цветы и папоротники росли повсюду на уступах, пробивались из трещин в скалах. Сеньор Руй и Говен медленно продвигались вперед по этой вымытой горными потоками расщелине между скалами по одну сторону и отвесной стеной черной земли — по другую. Каждый вел свою лошадь за уздечку. Настой духоты и зноя заполнял этот узкий ров, при каждом шаге облако пыли отделялось от осыпей известняка у подножия скалы, и шарканье ноги или копыта звучало странно глухо в плотной и густой тишине. Вдруг расщелина кончилась. Впереди показалась плоская вершина, на которой не росло никаких деревьев, только альпийские травы. Сеньор Руй и Говен снова сели в седло и быстро проехали по последнему, отлого поднимающемуся скату до почти ровного плато.

Вид отсюда открывался поистине великолепный. Насколько хватал глаз, вокруг под темными волнами хвойного леса, мшистой пеленой затянувшего дальние вершины, или под более светлым серо-зеленым покровом лиственных пород перекатывались холмы. А в той стороне, откуда они ехали и где море древесных крон ровным потоком сбегало к самому небосклону, все как будто покоилось в сиянии нежных, высветленных тонов. На противоположном же конце, у начала горной гряды, там и сям поднимался над деревьями одинокий конус нагой скалы, торчал, будто зуб, утес, а по следующему холму тянулся длинный зубчатый гребень. Ели карабкались по лесистым хребтам, забегая одна перед другой, а над теменью их ветвей наслаивалась даль бледного неба, принадлежавшего уже самым дальним горам.