После зимы - [13]

Особист досадливо поморщился.

— Их уже затем следовало завоевать, чтобы положить конец всему этому дремучему мракобесию, которое они вот уже тысячу лет подают как высокую культуру.

— И нам, в том числе.

— Кай, я не культуролог ни разу, но разве не обидно за наши древние корни, которые зачахли из-за многовековой экспансии ситтори. Тысячу лет писать и читать, подчиняя строй родной речи чужой грамматике. Боготворить чужое, когда есть своё, которое ничуть не хуже. Может, хватит?

Голос капитана Яна звучал ровно, но там, под коркой самообладания бушевало пламя ненависти. Странно, что человеку с такими воззрениями, способному наделать непоправимых ошибок, поручили столь щепетильную миссию — стеречь императрицу.

— Но изменить ничего нельзя, — попытался умиротворить собеседника Кай. — Всё уже случилось — и с ними, и с нами. У меня вот даже фамилия звучит по-ситторийски, а все предки мои арайнцы аж до девятого колена. В школе мне пришлось несладко из-за таких как вы… хм… радикалов.

— Отбились, надеюсь?

Маэда специально почесал старый шрам на левой брови. Дни, когда он с содроганием вспоминал об одноклассниках, давно миновали. Пусть их.

— Не сразу, но в конце концов от меня отстали. Видите, я даже увлекся ситторийской культурой. Мир категорически несправедлив, но и бесполезные старики из этого дворца не сделали ни вам, ни мне ничего плохого, чтобы срывать на них абстрактную злость.

— Уверены? Гирана, повар, по возрасту как раз мог участвовать в прошлой войне, на которой убили вашего деда. Может, он своими руками и убил. И всё остальное, что случилось с Маэдами: разорение, нищета и по итогу бесславная гибель многочисленного семейства, вдруг это его вина?

Кай ничуть не удивился, он вообще не питал иллюзий насчет уровня конфиденциальности в Арайне. Да и было бы странно, если бы Особый отдел не ознакомил капитана Яно с личным делом эмиссара из Штаба. Для лучшего взаимопонимания, так сказать.

— Уверен, — твердо ответил он. — Я сравнил данные анкет с личными делами опрошенных. Так вот, наш господин Гирана никогда не покидал дворец. Он тут родился, вырос, овладел профессией, женился, овдовел и состарился. В том, какая участь постигла моё семейство, господин Гирана не виноват. Он всего навсего повар.

Яно прикусил губу, наверняка, жалея о сказанном. А может и нет.

— Ладно, капитан Маэда, останемся каждый при своем мнении. Возможно, командование сделало правильный выбор, прислав сюда такого толерас… толерантного человека.

Кай неопределенно пожал плечами.

— Я просто не вижу смысла в неоправданной жестокости к тем, кто не представляет угрозы.

— Это одно и то же, — вздохнул Яно. — Спокойной ночи, капитан Маэда Кай.

Между фамилией и именем опять и снова образовалась маленькая пауза. Совсем другая пауза, больше похожая на еще горячую гильзу после выстрела.

Кай сухо попрощался, аккуратно собрал документы в папку и ушел к себе. Играть в шашки ему совсем не хотелось.

Какое все-таки заблуждение принимать за слабость чужое умение оставаться беспристрастным. И, соответственно, легче всего искать и находить виновника среди тех, кто не просто не такой как ты, кто — другой. Это так по-человечески… бесчеловечно.

Он умывался, растирая по лицу мыльную пену, и мысли его отчего-то утекали к двум женщинам, спящим сейчас этажом выше. Как же всё так получилось? Одна девчонка вдруг становится императрицей, вторую ей дарят одновременно в качестве вещи и персонального шпиона. И первая это отлично понимает. И соглашается. Возможно, ей даже объяснили что к чему, безжалостно и предельно честно, как это исстари водится у ситтори. Показали друг другу, представили, оставили наедине… Маэда полистал прошлогодний экземпляр Большого императорского альманаха в поисках нужной фотографии. Да! Вот они стоят на первом официальном приеме коронованной четы молодоженов — юная барышня Лоули в однотонном придворном платье за левым плечом молоденькой императрицы. Жаль, 18 лет назад съемки были только черно-белые и неизвестно какого цвета было то роскошное церемониальное платье. Фиолетовое? Темно-зеленое? Сохранилось ли оно?

На всех своих фотографиях императрица Химара выглядела какой-то нездешней красавицей, совсем не такой, какой оказалась в жизни. А ведь её постоянно снимали для модных журналов, называли «иконой стиля» и «самой дорогой моделью». Кай пролистал глянцевые страницы почти до самого конца, пока не наткнулся на знаменитое изображение, многократно растиражированное в прессе. Весь мир тогда следил за ходом лечения ситторийского государя. Вот мужчина и женщина сидят на скамейке где-то то ли в парке, то ли на набережной. Ранняя осень, солнечное утро, на женщине элегантное светлое пальто, голова покрыта шелковым платком, мужчина простоволос (ветер взъерошил модную длинную челку), он курит и, кажется, даже смеется, его черное пальто расстегнуто, ни галстука, ни шляпы. Император Шэнли и его императрица, он держит её за руку. Последняя фотография, на которой он выглядит здоровым, на которой они вместе. И подпись «Редакция желает Его императорскому величеству скорейшего выздоровления».

Маэда с необъяснимой тяжестью на сердце закрыл альманах. Словно случайно заглянул в чужую приоткрытую дверь и увидел нечто не предназначенное постороннему взгляду.