После запятой - [59]

— Ну что там водка, совсем вся вышла, что ли? Я не могу пить вина. — По-моему, на кухне еще пол-ящика оставалось, когда я в последний раз туда заглядывала. — Так давайте дожмем уж, что ли. — А не пора ли по домам, поздно уже. — Сейчас, расслабься, уже скоро все двинемся. Что ж нам первыми уходить, некрасиво. — Да, вот осталось еще несколько бутылок, я все, что были, принесла. — Так давай сюда. А все-таки та, первая партия, была получше. Эта какая-то левая. — Глянь, что тут сзади на этикетке написано: «Срок хранения двенадцать месяцев». — Во, додумаются же! Кто ж ее станет хранить? — А что будет через год? Разве водка портится? — Такую уже некуда дальше портить. — Нет, а если серьезно? — Я вот в прошлый месяц пил догорбачевскую водку. Вот это была водка! Я уже и вкус забыл. — Сохранилась до сих пор догорбачевская водка? Да такого просто не бывает! Никогда не поверю. — Да объясните же, что происходит? А что с ней бывает, выдыхается, что ли? — Да я не о том, во бабы! Просто я не могу представить, каким образом у человека могла залежаться до сих пор эта водка. Что, он ее заначил и забыл и только сейчас обнаружил? — Да нет, он ее просто хранил. — Где? — Ну где, в шкафу. — Он что, больной? — Да он просто из этих, из панков, знаешь, у которых везде заначки, у него даже домик такой дачный есть. Ну ты понимаешь. Водка в шкафчике хранится. Ну из этих жлобов, в общем. — Да как же он удержался и не выпил? — А ему и не надо. — Бывают же люди! А чего ж он ее открыл вдруг? — Да случай такой пришелся, у его жены защита состоялась, он и решил, что можно одну бутылку оприходовать. — Так у него, наверное, ящик целый в шкафу стоит! — Ну, штук десять точно. Знаешь, я с таким благоговением пил, можно сказать, коллекционная редкость. — Да уж точно, вряд ли у кого еще такое сохранилось. Странный он какой-то. А чем он занимается? — Да тоже художник. — Вот ведь. Урод. Шизуха косит наши ряды. О каких только извращениях не слыхал, а о таком еще не доводилось. — Да, век живи — век учись. — Слышь, а нельзя у него стырнуть бутылочку? — Да как? — Ну пойдем вместе в гости, он куда-нибудь выйдет, я суну за пазуху. А ты потом отбрешешься, мол, моя хата с краю, что возьмешь с этого алкаша? Да ты можешь и сам с ним выйти, чтоб уж совсем чистым выглядеть. — Не, не выйдет. — Почему не выйдет? — Да он не выйдет из комнаты, это ж такой куркуль, все сечет. Если касается до его собственности, он за версту все чует. Вот ты только сейчас замышляешь, а он небось уже почувствовал, что его имуществу угрожают. Да он там не один такой. Теща с ними живет, так она еще похлеще будет. Никто тебя наедине со шкафом не оставит. — Во гады. У них еще небось и шкафчик с ключиком. — Да, это ты угадал правильно. — Эх, я б таких своими руками… — Ладно, чего расстраиваться, давай махнем. — Ну давай. Слушай, а может, с ним обменяться можно? Раз он к водке равнодушен, может, он дурью увлекается? Или коксом там, экстази? — Ну и что? Он сам все, что хочешь, может достать. Не, он на это не пойдет. — Да зачем ему эта водка? — А так, чтоб стояла. Я ж тебе объяснил, у него запасы всего. Гречка килограммами лежит. Уже живность всякая в его крупах заводится, он придумывает всякие средства против нее, так, чтоб продукты не испортить и их истребить. — Ну все с ним ясно. Не уважаю я людей, которые всякой наркотой пользуются, какие-то они пришибнутые. То ли дело мы — заложил водяру — и душа нараспашку, бери все, что хочешь, ничего не жалко. — Ну тут ты не прав. Он совсем нетипичный. Я даже не знаю, увлекается ли он чем-нибудь еще, кроме накопительства. А торчки тоже разные бывают — те, что траву курят, так вообще святые, им по жизни ничего не надо. Дорогу они никому не перейдут, а на вещи всякие им вообще наплевать. — Да им все до фени, по-моему, даже бабы. А кокаинщики — те жадные до всего, пока с ума не сойдут. У меня лично такое наблюдение — вот мы, когда пьем, нам же компания нужна, так ведь? Нам же невмоготу в одиночку? — Ну. — А знаешь почему? Потому что когда мы выпьем, то начинаем индуцировать энергию наружу, понимаешь? А эти предпочитают быть одни, и даже когда они в компании, каждый из них сам по себе. Оттого что им тогда никто не нужен, они сосут энергию друг от друга и из пространства. Почему они требуют, чтоб и окна и двери при этом были закрыты? — Чтоб кайф не сломали. — Вот именно, чтоб энергия не утекла в другие дыры. А откуда они берут эту лишнюю энергию? — Почему лишнюю? — Да потому, что иначе мир бы рухнул, если б они из окружения только качали. А раз не рухнул еще, значит, есть какая-то левая. А откуда она берется — соображаешь? Это та, которую мы, надравшись, выпустили, причем, заметь, совершенно безвозмездно… То есть сосут нашу энергию, понимаешь, о чем я? — А ты не выпускай. — Да я не такой, чтоб все рассчитывать. Захотел — выпил. И черт с ней, с этой энергией. — Тогда не возникай. Не все ли тебе равно, раз ты ее так и так уже выпустил? — А я, может, мир обогатить хочу, а не то чтоб всякие пиявки меня жрали. — Ну тут уж знаешь, дело такое, должно соблюдаться равновесие. Оттого есть они и есть мы. Ведь ты ж не выбирал, кем тебе быть? Это ж к тебе само пришло — ты вдруг понял, что водка — твое. Вот и они не выбирали. — Да что ты мелешь? Конечно, я не выбирал, да тут и выбирать было нечего, испокон веков наш народ балдел от водки, и ничего другого мы не принимали. Я понимаю, когда люди традиционно торчат или колются, как в Азии или Мексике. У них своя ментальность. А так вот вслепую перенимать чужое — оттого у многих крыша и едет. Вот и кидаются из окна или еще чего, азиаты под кайфом никогда с собой не кончают. — Откуда ты знаешь? — По статистике. Да и друг мой из Средней Азии говорил. У них с такими делами все схвачено, оттого и передозняка у них не бывает. А все потому, что передается умение от дедов внукам. А наши, как бараны, перенимают вслепую и мрут как мухи. — А то наши от своей дедовской водки в петлю не лезут? Это ты правильно отметил про ментальность, а все остальное, что ты говоришь, — туфта.