После запятой - [57]

Остаться бы подольше неподвижной — не позволять себе никаких отступлений от теперешнего состояния, даже внутренней радости, иначе все обвалится от одного резкого движения. Только притвориться, что ничего не происходит, тогда это может продлиться.

Нужно только впитывать эту любовь, пока она есть. Если я шевельнусь, то буду уже не совсем то существо, которое любят, ведь во мне что-то при этом изменится. Я ведь не знаю, за что она меня так любит. Я думала, что у меня это односторонне. Может, она принимает меня за кого-то другого? Если она и знает, что я — это я, непонятно, за что. Только обрадуюсь или отниму руки от лица, и она поймет, что не за что меня любить, особенно — так. Но она уже знает, что я догадалась, что она на меня смотрит. Неудобно продолжать сидеть отвернувшись. Нужно решиться и посмотреть на нее, и, если тогда она перестанет меня любить, это будет только справедливо. Но я смогу вдосталь на нее наглядеться, я успела так соскучиться по ней. Все, больше не могу, очень хочется на нее взглянуть. Будь что будет. Совсем не изменилась, даже помолодела. И так хорошо улыбается. Сейчас перестанет. Нет, продолжает, Господи, за что? Если бы мне знать, за что она меня так любит. Я об этом никогда и мечтать не смела. Ей ведь так нелегко угодить. Но зачем я думаю, когда можно просто наслаждаться тем, что я ее снова увидела и что она меня выделила среди остальных. Тут еще столько людей, а она всех бросила и смотрит только на меня. Как давно мы не виделись? Не могу вспомнить, вот-вот проявится, но какое-то заграждение мешает, как вспомню — тут же все стирается, так быстро, что не рассмотреть. И что за люди тут кругом? Я не могу отвести от нее глаз. Только гул голосов слышен. Она от меня отвернулась не оттого, что ей надоело, она что-то увидела. К нам приближаются. Это великосветский прием, они так чинно разгуливают по залу и тактично на нас не смотрят, чтобы не подчеркнуть неловкость нашего поведения. В свете так не принято — весь вечер смотреть друг на друга, пренебрегая остальными. Но они все так хорошо воспитаны, даже не позволяют себе шептаться по нашему поводу. И они все такие старые. Это и понятно, но почему от их черных одежд не пахнет нафталином? Они ведь очень долго хранились в шкафах, до того как сегодня их надели. А, это ее сестра приближается. Она и есть хозяйка приема, я думаю. Она решила спасти ситуацию. — Вам что-нибудь нужно? — Нет, спасибо. Но вот девочке… — Нет-нет, спасибо, мне ничего не нужно! — Шампанское, может быть? — Спасибо, я не пью, — интересно, отчего я вру? Да чтобы не мешала, ушла поскорее. — Может быть, воды или кофе? — Да, принесите ей кофе. Или лучше я сама ей принесу. — Что вы, спасибо, не надо! — не слишком ли порывисто я вскочила? Тут нельзя забывать о приличиях, тогда нас оставят в покое, мы же еще ни о чем не успели поговорить, только глазами. — Я сама схожу за чашкой кофе. — Да-да, она знает, где кухня. — Если вам не трудно. — Ну что вы, что вы, с превеликим удовольствием пройдусь, тем более что я засиделась на месте. Вам тоже захватить? — Нет, спасибо. — Возвращайся скорее, — она опять сказала только глазами. Но ничего, отдышусь на кухне и соберусь с силами. Я не была готова к тому, что меня будут так любить, и уже не могу переносить. Как мгновенно затих гул голосов, стоило дверь закрыть. Смогу ли я потом обратно вернуться? Или дверь открывается только с той стороны? Ну ладно, если задержусь, они сами за мной выйдут. Она кого-нибудь пошлет проверить, не случилось ли чего со мной. Или сама выйдет сюда. Это будет лучший выход, так не хочется возвращаться в это общество. Как быстро я стала уверена в ее любви. Но мне надо со всем этим еще справиться. Точно, я помню — кухня отсюда налево. Сделаю пока кофе и подумаю, как дальше быть. Нужно еще обдумать вопросы, которые я ей задам. Какие в первую очередь. Их было так много, но я почему-то всегда была уверена, что мы с ней никогда не встретимся. А теперь я не помню, что мне нужно было спросить. В сушилке чашек нет, придется из этого шкафа доставать. Все удобные уже разнесли по гостям, а эти такие необычные, что они изображают — драконьи головы, что ли, но керамика некачественная и работа грубоватая. Где же кофе может находиться? Все полки кажутся пустыми. Я теряю время, выпью просто воды из-под крана и пойду к ним. Ой, что это в чашке? Зачем я только руку туда засунула, так выпачкалась. Сколько же времени ими никто не пользовался? — это ведь сгнившая пыль внутри лежит слоями. Разложившаяся паутина. Осторожней клади на место, а то разобьешь чашку. Все равно уже испачкала руки. Она не ставится, у нее выпуклое дно. Как же она раньше стояла? Чтоб поставить боком, остальные придется подвинуть. Теперь быстрее руки мыть. Вода течет ржавая, что ли. И склизкая. Все, не могу, быстрее отсюда. А как же руки. Об стенку потереть. Она обваливается, не нужно сильно нажимать. Тряпки не буду искать, не то от их вида еще хуже станет. Постою немного под дверями, потом скажу, что уже выпила. Как такой маленький ребенок смог открыть эту дверью и что он делал среди этих старых людей? Зря я его взяла на руки и так страстно целую — мне запрещено к нему притрагиваться. Но никто ведь не видит. Я никогда не видела этого ребенка, но, оказывается, так по нему стосковалась. Ну все, кончай целовать. Не могу. Дверь снова открывается. Быстро ребенка на пол и стань к нему спиной, будто не заметила. Увели, и дверь плотно прикрыли. Так укоризненно на меня посмотрели, будто знали, что я к нему прикасалась, хотя не имею права.