После запятой - [46]

И правда, я и забыла, что собиралась уходить. Но куда же я денусь? Почему до сих пор я нигде не оказалась? Сколько же времени прошло с тех пор как…

— Столько времени прошло уже, я понимаю, что тебе больно, но ты должен принять ее смерть, чтобы смочь дальше жить. Пойми, ты сам превращаешь свою жизнь в ад. Думаешь, мне было легко? Ведь это была моя лучшая подруга, и вообще это первый близкий человек, которого я потеряла. У меня у самой крыша ехала. Ты думаешь, почему я здесь? При ее жизни я бы этого никогда не сделала. Я поняла, что пришла пора ее окончательно похоронить. Думаю, ты со мной встретился по той же причине. Так не останавливайся на пол пути.

Все, я больше не могу. Оказаться бы где-нибудь, где никого нет, в то же время чтоб это не было опять изматывающе незнакомо. Я так устала. Наконец-то я дома. Как долго я скиталась. Может, ничего и не было?

Может, все мне привиделось? Да как бы не так — такого порядка при мне в моей квартире никогда не было. Кто-то тут прибирался. Кто-то не враждебный. И вещи все мои на местах пока. Здесь никто еще не живет? Сколько же времени прошло? И вещи пока меня помнят. Как они на меня реагируют, вот уж кому наплевать, жив ты или мертв, их отношение к тебе от этого не меняется. Ни жив ни мертв я от своей любви… Неужели до сих пор здесь никто еще не поселился? До каких пор? Сколько времени прошло и что было со мной, я ничего не помню. Но диван свой помню. И шкаф. Они такие же, как будто ничего не произошло. Как долго вещи сохраняют свое отношение? До следующего хозяина? Наверное, все зависит от силы твоего чувства к ним. У них все отраженное. Сохранились ли еще мои одежды? Не все, только самые любимые. Как их аккуратно сложили в шкафу. И белье. И оставили в шкафу синий сарафан, парочку блуз и обувь. Остальное, видно, разобрали. Надеюсь, что в моих вещах копалась только мама. И грязного ничего не осталось. Знала бы, написала бы завещание, кому что, и одежду тут же бы стирала за собой. О, в ванной у меня ведь большое зеркало, можно хоть посмотреть на себя наконец. Странно, зачем его убрали и куда? — неужели знали, что я сюда заявлюсь? Остался только след на стене и дырочки от шурупов. Но меня, наверное, и не видно. Может, остаться здесь? — если новые жильцы будут не очень шумные. Не жить же мне на улице? Ой, что это? И так внезапно. Ох, я чуть не умерла со страху. Это же телефон звонит. Раз бывает так страшно, значит, можно и второй раз умереть. Внутреннее чувство мне говорит, что это возможно. Не нужно терять самообладания. Кто же может мне звонить? Кто еще не осведомлен, что я умерла? И мой голос еще не стерли с автоответчика. Оставьте, пожалуйста, сообщение после сигнала. До свидания. Ну же! Положили трубку. Не захотели оставлять сообщения. Жаль. А я, видно со страху, по детской привычке в шкаф забилась. Я думаю, что это я так быстро успокоилась, а это запах свежевыстиранного постельного белья. Он мне всегда нравился и разгонял тревогу. Опять звонок. Что случилось? Как обидно, что я не могу подойти. Может, это наказание за то, что раньше могла, но не подходила? Оставьте, пожалуйста, — какой мой голос материальный. В нем тоже можно жить. По нему можно плыть. Он такой серо-синий с искрами. И несет, как река. Я плыву бездумно, отдавшись течению. Как хорошо! Оно меня куда-нибудь, да вынесет. Я знаю куда. В море.

— В море? Я слышала, ты живешь в Испании? — Жила, точнее, до недавнего времени. — А где ты сейчас? — Здесь, разумеется. — Нет, серьезно. Ты решила вернуться? — Да нет, вряд ли. Я сейчас приехала по делам, и как раз вот с ней это несчастье. У меня билет обратный на послезавтра. Какое вернуться, о чем ты говоришь, я двоих детей там оставила неизвестно на кого. — Уже двоих? Я помню, у тебя была девочка. — Да, теперь еще и мальчик. — Да-аа? А сколько ему? — Скоро пять. — То есть ты его почти сразу родила, как уехала? — Ты разве не помнишь, как я уезжала? — Нет, тогда меня здесь не было, когда я вернулась, меня поставили перед фактом. Потом я пробовала узнать, как ты там живешь, но никто толком ничего не знал, все слухи какие-то через третьи руки. — А я думала, о моем отъезде весь город говорит — это такая чума была. Ах, точно, я тогда с тобой не встречалась, так ты и моего замечательного муженька не видела? — Нет, только слышала, что он у тебя красавец. — Да, был. — Что, подурнел внезапно? — Да нет, просто мы уже разошлись. — Как разошлись, я слышала, что у вас была такая необыкновенная любовь, прямо принц из сказки. — Да уж, принц, такого чуда-юда еще поискать. Вся эта история была сумасшедшей. Я влюбилась в него с первого взгляда, он сразу показался мне необыкновенно красивым. Впрочем, у меня всегда так с мужчинами, я их только потом разглядываю, в первый момент вспышка света — и готовый принц. — Я слышала, что он действительно красавец. — Нет, что-то в нем действительно было, у него очень красивое тело. Зеленые собачьи глаза, такого очень странного разреза, и детская, очень мягкая улыбка, наверное, ею он меня и покорил. А еще своим профилем. Он у него, как у древнеримских статуй. А плечи — это вообще сказка. — Тогда почему ты с ним рассталась? — Тогда нужно с самого начала рассказывать. — Расскажи, если можно, мне очень интересно. — А ничего, если мы так долго будем торчать в коридоре? — Все равно там уже непонятно что происходит. — Да, никто и не заметит, что нас долго нет. Мне даже будет интересно с сегодняшнего своего состояния заглянуть в эту историю и рассказать ее постороннему человеку. — Ну, давай. А можно у тебя еще сигаретку? Ты оттуда привезла или здесь купила? — Здесь купила, у вас они намного дешевле, чем там. — Для вас, может, и дешевле, а нам все равно не по карману, а потом говорят, что здешние все равно подделка. — Подделка — не подделка, курить хочется, какая разница — что, раньше мы и не такое курили. Моя мать так вообще «Беломор» высаживала по пачке в день. — Да и меня раньше «Ява» устраивала, а теперь не могу, к хорошему привыкаешь. — Это точно. Вот и я привыкла, так что не могу представить себе жизни здесь. Да, там хорошо. Хорошо там, где нас нет. Сейчас я хочу опять на юга, думаю переехать в ближайшее время из Германии. — Так ты теперь в Германии? — Да, муж-то мой был немец. — Я думала, испанец. — Нет, в Испании он только вырос. Он больше испанец по характеру, чем немец, и все время туда стремился. Поэтому в Испанию мы и попали, сразу как отсюда выехали. Причем как мы выезжали — история — закачаешься. Мы же сюда приехали мою дочку забирать, она тут жила, пока я по Германиям моталась. А я ему еще в Берлине рассказывала, что в России очень дешевая трава. Он же курит у меня непрерывно. Он сразу губу раскатал — тогда я все время буду там курить. И как только мы приехали, начал меня дергать, чтоб я ему нашла продавца травы. И в течение всего месяца ничем другим не занимался, как непрерывно сидел дома и косяки крутил. С ходу выучил слово «косяк» и с тех пор это стало нашим секретным словом в Германии — надо купить «косяк». Денег у нас было мало, но перед тем как уехать, мы купили килограмм травы, с тем чтобы часть продать в Германии и на эти деньги уехать в Испанию. — Килограмм? А как вы провезли через границу? Вы не боялись? — Ну, это отдельная история. Я не дура, я решила, что, поскольку у нас ребенок, детские вещи все равно проверять не будут, завернула траву в полиэтиленовый мешок и засунула в рукав детской куртки. Помимо травы мы купили еще и собаку — месячного дожонка. Я в него с первого взгляда влюбилась, точнее, собака меня выбрала, она на меня посмотрела, и на этом все кончилось, я поняла, что покупать ее надо. А у мужа представление о счастье таким и было — дом в Испании, красивая жена, красивая собака, красивые дети, ну и так далее. — Интересен порядок, в котором ты перечислила. — Это тот порядок, в котором перечислял он. Короче, едем мы с красивой женой, с красивым ребенком и с красивой собакой в поезде и с килограммом травы. А у мужа виза была только на неделю — на большее денег не хватило. На границе на меня даже внимания не обратили, пограничник сразу открыл его паспорт и спросил: «Так, молодой человек, что вы делали в России месяц?» Предложили ему выйти с вещами на проверку. Он взял свою. сумку, собаку под мышку — сказали, что собаку должен проверить ветеринар, а я с ребенком и мешком травы осталась сидеть в поезде. Я у погранца спросила, как долго его там продержат, а он мне с ухмылочкой отвечает: «Ну что, визы у него нет, наверное, ему придется назад возвращаться, чтоб проверили — может, он немецкий шпион». Короче, я в панике, что делать, не знаю, одни надо мной смеются, другие утешают — не плачь, деваха, другого найдешь. Поезд отправился, а его нет. А главное, у него остались все деньги последние. Я настолько перепугалась, что даже плакать не могла. Всю ночь не спала, думаю, а что же будет на немецкой границе. Заходит пограничник в полшестого, ваши паспорта, а я, наверное, единственная во всем вагоне, которая прилично по-немецки говорит. Немец так обрадовался, что даже толком паспорт не посмотрел. Приехала в Берлин, позвонила подруге, добралась до нее и завыла у нее на плече, сразу представила, что его, бедного, там в тюрьму посадят за нарушение визовых правил. Представила себе, что мне придется возвращаться назад с ребенком. Но думать об этом не хотелось, я пошла на кухню пить кофе. Через час раздался звонок в дверь — муж. С ним, оказывается, на границе никто не разбирался, только наш поезд ушел, его отпустили. Он на попутках добрался. На польской границе он подобрал еще каких-то несчастных японцев, которых тоже ссадили, а там одни мешочники — русские, поляки, никто даже по-английски не понимает, бардак полный, никто не знает, какой поезд куда идет. Они в него вцепились, и он их опекал — затолкал в нужный поезд — они же маленькие, толкаться не умеют, а муж двухметрового роста, их протолкнул и сам пролез, доехали до Варшавы, и они в благодарность оплатили ему билет до Берлина, и, пока на нашем поезде меняли колеса, он на электричке догнал. Пошли мы буквально на следующий день в загс, подали заявление, сняли квартиру, денег не было, и мы хозяину для начала дали сто граммов травы. Штефан продал за неделю травы где-то на триста марок, ну и сам при этом курил, мы решили, что больше денег проедим за то время, пока живем, что это бессмысленно, и мы решили двинуться во Францию, муж сказал, что там трава дороже. Поехать решили автостопом. Представь картину — выходим мы на трассу, где все нормальные люди стоят с рюкзаками, а мы с ребенком, собакой и чемоданами, в которых уложены вещи на трех человек на все времена года, потому что отъехать мы решили капитально. Стоим мы там, как зайцы, я думаю, только полный псих возьмет нас с собой, точно заночуем там. Вдруг тормозит оранжевая БМВ. Оттуда вылезает безумный оранжевоволосый панк. Оглядывает автостопщиков и показывает на нас. Муж мой с недоверием на него смотрит и говорит, только я не один, у нас еще ребенок и собака. Он отвечает: «Ничего, у меня у самого две собаки». Я подумала — у него дома, залезаем в машину, а там две овчарки и жена. Жена забрала овчарок к себе на переднее сиденье, мы разместились сзади. Муж мой, разумеется, сразу скрутил косяк, и не один, пока панк не сказал, что дальше он ехать не может, и моему пришлось заменить его за рулем. Когда панк узнал, что у нас такое количество марихуаны, предложил продать ее в его родном городе Нюрнберге. Помимо двух собак у него еще и двое детей было. — В машине? — Нет, у него дома. Мы у него поселились. Каждый вечер выходили траву продавать, по десять марок за грамм. — А за сколько вы тут купили? — Мы ее стаканами покупали, уже не помню, кажется, сто рублей стакан стоил. Не помню. Продали мы марок на четыреста. Этот мужик все пытался какого-то большого покупателя вызвонить, но того в городе не оказалось. А у остальных тоже денег не было. У панка были какие-то проблемы с его машиной — то ли он страховку не платил, то ли еще что, не помню. Муж предложил обменять машину на траву. — Хорошая была машина? — Ну, после этого без всякого ремонта она еще пять тысяч километров сделала, потом только сломалась. — А за какое количество травы вы ее приобрели? — За триста граммов. Из Нюрнберга мы выехали на машине с тремястами марками в кармане. Деньги тратили только на бензин, ничего толком не жрали. За два дня доехали до Малаги. Муж сразу пошел к Пепе, к своему бывшему другу. — Что значит к бывшему? — Ну, мой муж с ним раньше жил. Он бисексуальный. Он с Пепе почти два года жил и только из-за меня с ним расстался, сказал ему, что встретил женщину своей мечты. Плохо же он меня тогда знал. — А Пепе чего? — Он плакал, он Штефана очень любил. Когда мы приехали в Испанию, он вышел на порог своего отеля… — У него был свой отель? — Да, ага, сцена была изумительная, просто как в кино. Штефан со своей застенчивой детской улыбкой и своей странной походкой, которая у него всегда появлялась, когда он направлялся к людям, которые его любили или которых он любил — он на собаку был похож в таких случаях. Сейчас попробую тебе показать. Места тут мало. Ну смотри. Он шел так по улице, ни на кого не глядел, вдруг замечал человека небезразличного, у него так опускалась голова, наклонялась набок, плечи вот так расслаблялись, и он шел навстречу вот так, прямо собака с ушами, во взгляде смесь собачьей преданности и девичьего кокетства. — Ну ладно, я поняла, не привлекай к нам внимание. — Вот такой походкой он направился к Пепе. А у Пепе лицо такое было, нос с большой горбинкой, большие глаза и большие черные круги вокруг глаз, такой красивый, но страшный. Было похоже на возвращение блудного сына. У Пепе такое выражение лица появилось, такая надежда, боль, радость, все вперемешку. Они одинакового роста, обнялись, Пепе прижался головой к его голове, и я увидела, как по его щеке потекли слезы. Они стояли так молча обнявшись минуты три-четыре. Потом Штефан сказал ему что-то по-испански, подвел к машине, представил нас с дочкой, Пепе очень дружелюбно пожал нам руки, попросил подождать полчаса, у него были какие-то дела в отеле, и потом отвез нас к себе домой. — А потом вы жили втроем? — Нет, Штефану такое, по-моему, даже в голову не приходило. Мне кажется, что он по-настоящему меня любил к тому времени. — А Пепе тоже не приходило в голову? — Я думаю, нет. Он вообще женщинами не интересовался. А к нам он хорошо относился, покупал ребенку мороженое, подарки, игрушки. Мне на второй день цветок принес, розу. А потом он организовал нам кемпинг, палатку дал такую огромную, как дом, двухкомнатную. Штефан забрал у него все свои шмотки, которые там года два валялись, с тех пор как они расстались. Штефан начал искать работу. Но оказалось, что на нормальную, по контракту, он не мог устроиться. — Почему? Разве немцы не могут работать в Испании? Я думала, это только проблема русских. — В то время еще не было Европейского сообщества и для работы нужно было официальное разрешение, что было непроблематично, но мой муж засветился, он ведь сидел в тюрьме в Испании в свое время. — Как? За что? — У него все время были бредовые истории, и история его попадания в тюрьму не менее бредовая, чем вся его жизнь. — Что-то вы такое интересное рассказываете, я вам не помешаю? Можно и мне послушать? — Да, пожалуйста. Я рассказываю, за что мой бывший муж сидел в тюрьме в Испании. — О, круто. На Западе сидеть в тюрьме одно удовольствие. Я бы с удовольствием посидел годик-два в тюрьме в Голландии. — Вы понимаете, о чем вы говорите? — Прекрасно понимаю. У меня один приятель сидел, он рассказывал. Во-первых, там пылесосят и меняют белье каждый день, кормят до отвала и очень разнообразно. Можно сидеть и работать. Там и телевизор, и письма можно посылать, хоть по сто штук каждый день в Россию, они обязаны отправлять. И книжку любую приносят. Мой приятель попал даже не в обычную тюрьму, а в криминальную. Когда покончили с формальностями, его спросили, не нуждаетесь ли вы в чем-нибудь. Он попросил «Незнайку на Луне», на русском языке, естественно, а дело было уже вечером. Ему говорят — нет проблем и через час принесли эту книгу. Вот он пока четверо суток сидел, как раз ее дочитал. — Быстро же он с ней справился! — Да он такой, малость дебильноватый. Его и посадили-то по неправильному обвинению, он даже через переводчика не смог ничего объяснить. — Ну, в Испании тюрьма, судя по всему, малость отличается от голландской. Вы смотрели фильм «Полуночный экспресс»? — Да, конечно. — Судя по описаниям моего мужа, испанская тюрьма будет почище турецкой. — Ну конечно, испанцы все же почистоплотней турок. — Я имела в виду погрязнее, повшивей. — Ах да, простите, последние семь лет я жил за границей, забываю русский. — А где вы живете, в Голландии? — Большей частью. — Вы тоже художник? — Да, можно так сказать. Я художник кино. Но не будем отвлекаться, так что же испанская тюрьма? Мне просто очень интересно, если вы не возражаете. — Я не возражаю, но меня кино всегда интересовало. Я вам расскажу про испанскую тюрьму в обмен на ваш рассказ о своей работе. — Ну хорошо, но я боюсь, что вы разочаруетесь. Я просто рисую эскизы. Жизнь звезд проходит мимо меня. — Звезды меня мало волнуют, мне интересно, как вы работаете. — А вы тоже художница? — Нет, я всего лишь человек. — Вы меня убедили, я отвечу на все ваши вопросы. — Значит, как мой бывший муж оказался в тюрьме в Испании. Надо сказать, что в шестнадцатилетнем возрасте он свалил из Германии в Испанию, подрабатывал там всевозможными способами. Ну, долго рассказывать, на очередной работе в одном пансионе хозяин с ним договорился, что он будет у него жить и есть, а деньги получит в конце месяца. Когда пришло время, его уговорили потерпеть до конца следующего месяца, и опять хозяин лечил его историей о том, что у него пока нет денег. А он у меня психопат. Пригрозил мужику, что разнесет ему всю квартиру и сломает шею, если тот немедленно не заплатит. В конце концов, по его словам, они договорились, что он заберет у хозяина его телевизор и видеомагнитофон в качестве оплаты за работу. Я подозреваю, что он успел дать хозяину по морде, иначе я никак не могу объяснить, как он вышел из дому со всеми этими вещами. Когда он отъехал, его догнала полиция, повязали и повезли в тюрьму. Его привели в полутемное, затхлое помещение и приказали выбирать матрац. Матрацами были названы набитые сухой травой мешки, сбитые комьями, вонючие и засранные. А Штефан у меня чистоплотен просто до невероятности. Он в жару по пять по шесть футболок в день меняет и беспрерывно под душем стоит, только чтоб не работать. Он отказался брать матрац, получил пинок под зад, ему на плечи взвалили один из матрацев и пинками погнали в сторону камеры. Камера была небольшой комнатой, по стенам которой располагались стеллажи, на которые клали матрацы, это были постели. — Ну как и у нас. — Ну да, стеллажи эти называются нарами. — Я не знаю, как у нас. В камере два окна под потолком и несколько ведер, которые выносились два раза в день. Вонь дикая, теснота, десять человек мужиков. — У нас и побольше сидят и на всех одна параша. — Ну не знаю, моего милого чистенького мальчика затошнило от вони, духоты и мерзости. Ну, разумеется, он какое-то время визжал, но никто на него внимания не обращал. Все занимались своими делами, как заключенные, так и снаружи. А он говорил, что в тюрьме была библиотека, и в ней книг сто. Он их все прочитал. — Книги на испанском? — Да. Он вообще полиглот. И там была одна книга про слонов. С тех пор он все знает про слонов. Постоянно пользуется своими знаниями в разговоре. — О, а вы знаете этот анекдот про слонов? — Нет, какой? — Да, это хороший анекдот. Можно я расскажу? Решили устроить соревнование по всему миру, какая страна напишет лучшую книгу о слонах. Американцы выпустили маленькую брошюрку под названием «Все о слонах». Англичане издали десятитомную шикарную энциклопедию под названием «Немного о слонах». Немцы выпустили книгу «Метафизика слонизма». Наши выпустили красную книгу под названием «Советский слон — самый лучший слон в мире» — Ха-хаха. — Неужели вы не слышали? — Нет, давно не бывала в краях родимых. — Да он с бородой. Мы еще в детском садике рассказывали. Там есть еще продолжение — болгары выпустили книгу: «Советский слон — старший брат болгарского слона». — Ну и что дальше? Он узнал все о слонах, видите, польза от тюрьмы, значит, была.