После всего - [3]

Я опускаю тихие ресницы.

И за стихом я повторяю стих,

Звучащий нежным, самым нежным пеньем.

Я, как Евангелие, страницы их

Целую с трепетным благоговеньем.

И в синий холод вечеров глухих,

Когда устанем мы от слов и вздохов,

Мы будем медленно читать стихи, —

Ведь каждый, как умеет, славит Бога.

Я буду слушать тихий голос твой,

Перебирать любимые страницы.

Я буду тихо-тихо над тобой

Склонять густые, длинные ресницы.

27- XII-26

Севр

«На стене — неподвижные тени…»

А мне напряженно ждать,

Когда исписанный, новой

Страницей наполнишь тетрадь

Юрий Софиев

На стене — неподвижные тени.

Ветер свищет в каминной трубе.

Весь мой день — это только томленье,

Напряженная мысль о тебе.

На камине — часы. Плохо виден

В первой комнате их циферблат.

Если даже меня ты обидел,

Все равно, ты мне ближе, чем брат.

Сам не знаешь, чего ты бормочешь,

Только чувствуешь смутно: не то.

Будешь помнить: таинственность ночи,

Тихий голос и белый платок.

Весь мой день — это жалобный ветер

Долго свищет в каминной трубе…

Неужели кому-нибудь третьему

Я потом расскажу о тебе?

7-I-27

Севр

«Ты ушел. И сгустились тучи…»

Ты ушел. И сгустились тучи.

Ветер бросил свой резкий свист:

Ты оставил мне томик Тютчева

И исписанный мелко лист.

В этой комнате — сумрак серый,

темно-желтые пятна обой.

Жадно смотрят четыре химеры,

Напряженно следя за мной.

Я в себе заглушала жалость,

После завтра — знаю — придешь.

А по ставням, мне показалось,

Вдруг посыпался крупный дождь.

И ведь завтра не станет лучше,

Будет день больным и сухим.

Я подклеила томик Тютчева

И сложила твои стихи.

19-I-27

Севр

«Но кроме нас с тобой есть мир другой…»

Но кроме нас с тобой есть мир другой,

Огромный мир, где надо делать что-то.

Ведь как-то надо жить, мой дорогой,

Сдавать экзамены, искать работу…

Как будто бы повязка спала с глаз.

О, этот мир назойливый и лишний!

Вот почему, прощаясь прошлый раз,

Я вдруг расплакалась…Так глупо вышло…

Зачем? Какие там еще пути?

Какие там печали и потери?

И каждый раз мне страшно отойти

Вот от твоей полураскрытой двери.

3-III-27

Медон

«Зацветают в Париже каштаны…»

Зацветают в Париже каштаны,

Как венчальные строгие свечи.

Опускается вечер туманный —

По весеннему дымчатый вечер.

За оградой туманного сада

Сумрак полон томленьем и ленью.

Лиловеют за ржавой оградой

Чуть расцветшие кисти сирени.

А уж сердце быть прежним не может,

Стало новым, взволнованно-странным —

Оттого что в аллеях каштаны

На венчальные свечи похожи.

25-IV-27

«Все вспомнила, все вновь пережила…»

Все вспомнила, все вновь пережила,

Все встречи и оброненные фразы,

Все лица в памяти перебрала,

А вот о нем не вспомнила ни разу.

Как будто не был он, и я сама

В то время будто не жила на свете.

И сохранились только два письма —

Свидетельства о невозвратном лете.

Мне весело, что я теперь не та,

Сама к себе внимательней и строже,

И та весна — крылатая мечта —

На прошлую так странно непохожа.

И пусть меня возьмут в круговорот

Глухие, наростающие грозы.

Я не боюсь, что счастье отцветет

— На столике больничном — темной розой.

11-V-27

ЖЕЛАНИЯ

Я двух желаний не могу изжить,

Как это ни обидно и ни странно:

Стакан наполнить прямо из под крана

И крупными глотками воду пить.

Пить тяжело и жадно. А потом

Сорвать с себя замызганное платье

И, крепко вытянувшись на кровати,

Заснуть глубоким и тяжелым сном.

28-VIII-28

La Bollée [2]

Грубые. тяжелые стаканы,

Запах никотина и духов,

И тончайшая отрава пьяной

Сладострастной музыки стихов.

Что-то пьется, что-то говорится,

Голоса рассеянно звенят.

На привычно-равнодушных лицах

Острой злобы плохо скрытый яд.

И скрывают возбужденный взгляд

Длинные, спокойные ресницы.

С лиц усталых облетает пудра,

С плеч покатых падают меха.

И над всем — торжественно и мудро —

Музыка чеканного стиха.

5-XII-28

«Шепчет ночь, колдунья и пророчица…»

Шепчет ночь, колдунья и пророчица,

Шепчет ночь тревожные слова.

Больше думать ни о чем не хочется,

Но от дум пылает голова.

Синий сумрак в незнакомой комнате.

Смесь теней и шорохов глухих.

И всю жизнь, должно быть, буду помнить я

Эти ночи, мысли и стихи.

Шепчет ночь слова такие странные,

Припадает к синему окну.

Вот оно — хорошее, желанное,

Свято окрылившее весну!

Только это сердце не устало бы,

Если б только жизнь не солгала…

Вторит ночи тоненький и жалобный

Детский плач из темного угла.

27-IV-29.

L'hôpital «Pitié — Maternité»

«Мочит дождик детскую коляску…»

Мочит дождик детскую коляску,

Сад шумит зеленою листвой.

Я сняла рассеянную маску,

Но совсем не сделалась иной.

Вижу георгины за решеткой,

Вижу рябь на дрогнувшей воде.

А в мозгу непоправимо-четко —

Прожитой, непоправимый день.

И опять обидно — одинока,

Скомкана, измучена, больна.

Мне опять в молчании глубоком

Снится непришедшая весна.

И должно быть, потому что слишком,

Слишком долго билась и ждала, —

В этот день я робкому мальчишке

Все стихи и слезы отдала.

4-VIII-29

«Уже не девочка — жена и мать…»

Уже не девочка — жена и мать.

Суровый опыт, а не мысль о чуде.

Уже пора бы, кажется, понять,

Что это — жизнь, и что другой не будет.

А все-таки еще бывает жаль

Забытых слов, разрушенных желаний,

И о небывшем поздняя печаль

Мешает спать в предутреннем тумане…

Уж создан быт, свой дом, своя семья,

— Ну пусть не так, как думалось когда-то,

И пусть не доро´га жизнь, а колея,

Не  зори в ней, а ранние закаты.