После вечного боя - [2]

Петрарка. Из письма Квидо Сетте, архиепископу Генуи. 1367 г. Венеция

Так писал он за несколько лет

До священной грозы Куликова.

Как бы он поступил — не секрет,

Будь дана ему власть, а не слово.

Так писал он заветным стилом,

Так глядел он на нашего брата.

Поросли б эти встречи быльем,

Что его омрачали когда-то.

Как-никак шесть веков пронеслось

Над небесным и каменным сводом.

Но в душе гуманиста возрос

Смутный страх перед скифским разбродом.

Как магнит потянул горизонт,

Где чужие горят палестины.

Он попал на воронежский фронт

И бежал за дворы и овины.

В сорок третьем на лютом ветру

Итальянцы шатались как тени,

Обдирая ногтями кору

Из-под снега со скудных растений.

Он бродил по тылам, словно дух,

И жевал прошлогодние листья.

Он выпрашивал хлеб у старух —

Он узнал эти скифские лица.

И никто от порога не гнал,

Хлеб и кров разделяя с поэтом.

Слишком поздно других он узнал.

Но узнал. И довольно об этом.

ПРОСТОТА МИЛОСЕРДИЯ

Это было на прошлой войне,

Это богу приснилось во сне,

Это он среди свиста и воя

На высокой скрижали прочел:

Не разведчик, а врач перешел

Через фронт после вечного боя.

Он пошел по снегам наугад,

И хранил его — белый халат,

Словно свет милосердного царства.

Он явился в чужой лазарет

И сказал: «Я оттуда, где нет

Ни креста, ни бинта, ни лекарства.

Помогите!..» Вскочили враги,

Кроме света, не видя ни зги,

Словно призрак на землю вернулся.

«Это русский! Хватайте его!»

«Все мы кровные мира сего»,—

Он промолвил и вдруг улыбнулся.

«Что ж, мы братья, — сказали враги,—

Но расходятся наши круги,

Между нами великая бездна».

Но сложили, что нужно, в суму.

Он кивнул и вернулся во тьму.

Кто он? Имя его неизвестно.

Отправляясь к заклятым врагам,

Он пошел по небесным кругам

И не знал, что достоин бессмертья.

В этом мире, где битва идей

В ураган превращает людей,

Вот она, простота милосердья!

ОПОРА

На дно своих скорбей глядят глаза

У тех людей с воздетыми руками,

Бичуемых ветрами и снегами;

Им даже слёзы вытереть нельзя.

Земные руки их напряжены,

Как будто небо держат над собою.

Они такими вышли после боя.

Никто не виноват. Окружены.

Но мертвая земля проснулась вдруг,

И мертвый воздух разорвали звуки:

«Они сдаются? Поднимают руки?

Пусть никогда не опускают рук!»

И тяжесть свыше снизошла на них,

Они кремнели, рук не опуская…

Из всех опор невидимого рая

Есть и такая — не слабей других.

ПОЛЕТ

По небу полуночи ангел летел…

М. Лермонтов

Он пролетал над Черной Былью,

Над Страхолесьем вековым.

В его невидимые крылья

Смертельный набивался дым.

Там, где душа его рыдала,

Шумит народная молва.

Там, где слеза его упала,

Растет спасения трава.

ЛОЖНЫЕ СВЯТЫНИ

Вокруг индустриальные пустыни,

Ловушки быта расставляет век.

Легко ты принял ложные святыни,

Рассеянный и гордый человек.

От двух из них заходит ум за разум.

Вот ты стоишь у вечного огня,

Как перс-язычник пред горящим газом

Стоял когда-то, голову склоня.

Огонь! Сей символ мнится бесконечным,

Но бесконечность шире, чем твой круг.

Горящий газ ты называешь вечным.

При чем тут вечность? Это дело рук.

Гляди, чего на свете не бывает!

Огонь потух: подвел газопровод.

Сухой снежок горелку заметает,

И по домам расходится народ.

Увы, ничто не вечно под луной!

И твой огонь, и твой огонь земной

От случая и времени зависим,

И дух его в трубу выходит вон.

Знай истину и возмущенных писем

Не посылай на этот счет в ООН…

А вот другой обман перед глазами,

С почетным караулом и цветами.

Могила Неизвестного солдата —

К нему приходят люди на поклон.

Его покой велик и место свято.

Но почему он имени лишен?

Кому он неизвестен? Близким людям?

Сиротам? Овдовевшим матерям?

О боге всуе говорить не будем,

Уж он-то знает всех по именам.

Туг сатана, его расчет холодный:

Заставить нас по нашей простоте

Стирать черты из памяти народной

И кланяться безликой пустоте.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ПЕРСИИ. 1185 ГОД

Шел пехотою добрый молодец,

На свое копье опираючись.

Он играл ногой с белым черепом,

Через шаг катил смерть безносую.

Сколько дней катил, знает солнышко,

Сколько шел ночей, месяц ведает.

Припадать он стал с ноги на ногу

И на череп сел — на чужую смерть.

Перед ним плывут виды-призраки,

Будто в воздухе нарисованы.

Позади лежат камни Персии.

Тайный дом ему вспоминается,

Сорок дней назад как бы нет его.

Дверь открыл копьем добрый молодец,

Видит невидаль: посреди стола

Голова лежит говорящая,

А вокруг стола мудрецы сидят,

Тайной мудрости полунощники,

И на голову смотрят-думают:

Говорит она иль так кажется?

Рассыхается кожа мертвая,

Словно слышатся трески легкие,

То ли шепоты, то ли впрямь слова.

Не по-нашему эти шепоты,

На чужой узор эти мудрости.

Что за мудрости, знать не велено.

Тут шагает ум мимо истины.

Не раздумался добрый молодец,

Со стола смахнул семисвечие,

Взял он голову говорящую

И оставил дом — в полдень сумерки,

И побрел домой на закат земли,

Через степь-песок, через марево.

Как ложился спать, в изголовие

Говорящую клал он голову —

Все для молодца развлечение.

Голова давно стала черепом,

Обломился нос, очи выпали,

Поиссек песок кожу сохлую,

И на белый свет череп скалится,

А на нем сидит добрый молодец,

Кулаком грозит солнцу белому.

Пыхнул он как дым с бела черепа:

Не видать добра мне от солнышка! —

И метнул копье в солнце белое,

В белый свет попал как в копеечку.

Так вошло копье в солнце истины.