После Шоколадной войны - [44]

Джерри прибавил ходу, и, огибая угол, последовал за ним, видя его перед собой, но знал, что никогда его не догонит.

Но Губер притормозил, вдруг остановился и оглянулся через плечо.

— Жаль, — крикнул он, ожидая Джерри бегом на месте и топая ногами.

Когда подбежал Джерри, то Губер махнул рукой на незанятую скамейку недалеко от автобусной остановки.

— Отдохнем, — предложил он, видя, как запыхался Джерри, и как его лицо сморщилось от напряжения.

Джерри был рад передышке, понимая, что был совсем не в форме. Он знал, что ему нужно было убедить Губера в том, что тот не был виноват в случившемся с Братом Юджином, надеясь найти подходящие слова.

— Я надеюсь, что ты себя в этом не винишь, — сказал Джерри, садясь, ожидая, что его тело успокоится, пульс придет в норму, и можно будет вернуться к нормальному спокойному бегу. — Здесь нет твоей ошибки, Губ.

— Я пытаюсь убедить себя в этом, но мне до сих пор интересно, что бы было, если бы мы не разрушили комнату № 19. Был ли по сей день жив Брат Юджин?

— Это уже не переиграть, Губер, — сказал Джерри, пытаясь найти правильные слова. Но любые ли слова могли бы успокоить его друга? — Комната № 19 была прошлой осенью. Брат Юджин был совсем не молод, так что можешь забыть.

— Это нелегко.

— Я знаю, — сказал Джерри, подумав о шоколаде.

— Я не дождусь момента, когда оставлю эту паршивую школу, — сказал Губер с ожесточением в голосе, пиная землю ногой.

— Я тоже туда не вернусь. Я могу уехать обратно в Канаду, — добавил Джерри, внезапно обнаружив такую возможность лишь сказав эти слова.

— Тебе так понравилась Канада?

Джерри пожал плечами.

— Там так спокойно, — и он подумал о «Болтливой» Церкви, зная, что не сможет объяснять Губеру о своих ощущениях все те недели, проведенные им в Квебеке. — Округ, в котором я жил у дяди и тети, лишь несколькими милями севернее Монреаля. Возможно, я смогу ездить туда, чтобы учиться в школе с английским языком, — множество возможностей, которые он не осознавал до этого момента.

— У меня есть только «Верхний Монумент», — категорически заявил Губер. — Ни Брата Лайна, ни Арчи Костелло, ни «Виджилса» и никакого другого дерьма.

— А далеко ли зашел Арчи Костелло? — осторожно спросил Джерри, подумав: на самом ли деле ему это интересно.

— Стараюсь не обращать на это внимание, — сказал Губер, и затем поправил ответ. — Да, конечно. Все время ходят слухи о всяких его заданиях. Всякие секреты. Снова какой-нибудь бедняга проявляет смекалку, чтобы вытворить какую-нибудь гадость. — «Как и я» — подумал он. — «В комнате № 19.»

— Бежим дальше, — сказал Джерри, внезапно резко. Все эти разговоры о Брате Юджине и Арчи Костелло вернули воспоминания, которых он избегал. Комната № 19 была достаточно плоха. Но что о шоколаде? Он не хотел о нем думать. Теперь они бежали, молча, как прошлой осенью, находя бальзам и благословение в плавном движении их тел под горку и через улицы, прибывая, наконец, в Монументальный Парк и замедляя бег возле орудий времен Гражданской Войны. Потом они какое-то время сидели на скамейке. После пробежки Джерри почувствовал себя вяло, словно его кости и мышцы расплывались и таяли.

— Что притих, Джерри?

— Знаешь, о чем я продолжаю думать, Губер? Сколько Арчи Костелл есть на земном шаре. Не здесь. Везде. В ожидании, — мысль ползала по его мозгу: как было бы хорошо оставить этот мир, вместе со всеми угрозами и несчастьем. Не умереть, а лишь найти место для уединения и утешения. Монахи уходили в монастыри. Священники жили в приходах, отдельно от других людей, или в монастырях. Была ли у него возможность, поступить также? Стать священником? Или братом? Добрым и любезным братом, таким как Брат Юджин? И взять его место в мире и быть кем-нибудь, чтобы бороться с Арчи Костелами и даже с Братьями Лайнами? Эй, что здесь происходит? Я священник? Брат? Смешно. Все же он помнил те живописные моменты мира в Канаде.

— Кто знает? Иногда я просыпаюсь ночью в панике, и меня мучает вопрос: на что моя жизнь будет похожа? И иногда даже я задаю себе вопрос: кто я? Что я здесь делаю, на этой планете, в этом городе, в этом доме? И меня бросает в дрожь, в холодный пот, — то, что ему нравилось в Джерри Рено, так это то, что с ним он мог об этом говорить, мог открыть ему свои опасения и надежды.

— Со мной такое тоже случается, — сказал Джерри. — Я помню, мы что-то такое учили, в школе, кажется:

  «А я чужак и не герой,

  В мире, созданном не мной…»

— Это про меня, Губ, про нас, — это касалось «Тринити», мира, который был создан не им, и которого он боялся. И он больше не хотел его бояться, вспомнив плакат, который был наклеен у него на шкафчике: «…сумею ли я разрушить вселенную?» Он стал разрушать вселенную «Тринити», и вот, что получилось. Не стоило этого делать.

— О, Христ.

Джерри посмотрел на Губера, в словах которого был испуг, зная, что Губ редко ругался.

— В чем дело? — спросил Джерри, и проследил за глазами Губера. Губ смотрел на что-то через проезжую часть. Джерри посмотрел и увидел, что это не что-то, а кто-то. Без сомнений, этим «кто-то» был Эмил Джанза. Тупое, собранное тело, вросшая в плечи голова, маленькие свинообразные глаза, явно различимые даже на этом расстоянии. Или даже он мог и не видеть его глаз, но в его памяти они отпечатались ярко. Все воспоминания о нем были яркими: тот бой на ринге, тот день, когда Эмил с приятелями напали на него посреди аллеи около школы. И теперь Эмил Джанза стоял напротив них на другой стороне улицы: руки на бедрах, взгляд в направлении Джерри. Шум проходящих машин и грузовиков, движение пешеходов по тротуару, быстрая стрелка, маленький ребенок, спотыкающийся и падающий на асфальт. И на мгновение Джерри и Джанза, казалось, сомкнулись глазами. Но так ли это было? Джерри не мог в этом убедиться. На самом деле между ними было слишком большое расстояние. Джанза мог рассеянно смотреть в никуда, в пустоту, не сфокусировав взгляд.