После Куликовской битвы - [10]
Таким образом, «место Тула» московско-рязанского докончания 1381 г., скорее всего не первоначально ордынская, а потом «нейтральная» территория, а рязанская, перешедшая летом этого года по договору Москве с запретом Олегу Ивановичу Рязанскому «вступати» в ее границы, установленные баскаками при «царице Таидуле» около середины XIV столетия.
Со всех точек зрения любопытно, зачем великому князю московскому в 1381 г. понадобились отбирать у Рязани и присоединить к своим владениям «место Тулу» и «места Талица, Выползовъ, Такасовъ», земли, далеко отстоящие и от московско-рязанской пограничной Оки, и друг от друга. Кроме того, если «место Тула» гипотетически все-таки могло иметь выход к Оке, границе между Рязанью и Москвой, и ее включение в состав удела значительно увеличивало владения Дмитрия Ивановича, то рязанские владения в верховьях р. Прони к Оке прямого выхода иметь не могли, да и вряд ли были особенно велики.
Выскажем предположение, что речь идет о первой, во всяком случае, известной нам, попытке Москвы войти в Окско-Донской регион, установить в 1381 г. контроль за стратегически важными территориями «брата молодшего» на «Резанскои стороне» Оки. Владение перечисленными в договорной грамоте двумя теперь уже бывшими рязанскими объектами обеспечивало Дмитрию Ивановичу слежение за путями с юга к Москве и, естественно, в обратном направлении, сухопутным и водным. Первый, сухопутный, через «место Тула», имел принципиальное значение для организации обороны, второй, водный, через «места» Талицу, Выползов и Такасов – для международной торговли.
Сухопутная дорога из степей на Русь, как известно, шла вдоль правого берега Дона, и «место Тула» на ней занимало ключевое положение на пути к Оке, что в итоге и предопределило строительство здесь позднее, в 1-й четверти XVI в., самой южной каменной крепости Российского государства[118]. Нет, однако, особых сомнений в том, что осознание московскими суверенами стратегической важности «Тулы» произошло гораздо ранее XVI в.
Водный путь в том же направлении шел через Проню, Ранову и ее притоки, которым можно было попасть из Дона в Оку и на котором какую-то доминантную роль в XIV в. играли «Талица, Выползовъ, Такасовъ». В верхнепронских владениях Олега Ивановича находились «волоки», соединявшие через верховья Прони и ее притоков Оку с Доном через левый приток Дона, р. Воронеж[119]. В период заключения московско-рязанского договора 1381 г. именно этот водный путь был основным в торговых сношениях Руси с Византией и Средиземноморьем[120], и через земли Рязанского княжества в это время шел в Москву импорт джучидских диргемов[121]. Таким образом, переход «места Тулы» и «мест» в верховьях Прони к Москве ставил под контроль Дмитрия Ивановича основные пути на юг, всеми преимуществами владения которыми до Куликовской битвы пользовался Олег Иванович Рязанский.
Трудно, в то же время, сказать, был ли такой контроль реально установлен или остался только предметом договоренности. Что касается «Талицы», «Выползова» и «Такасова», то еще при жизни Олега Ивановича, то есть не позднее 1402 г. «селище Выползово» было пожаловано, как помним, в числе иных рязанских земель по верховьям Прони его свояку, предку Вердеревских «Ивану Салахмирю». Сам договор сохранял силу всего год, и уже осенью 1382 г. волею обстоятельств перестал действовать[122].
Потерей независимости, установлением границы на московских условиях и территориальными потерями дело не ограничилось. Как помним, летописные рассказы содержат обвинения рязенцев в ограблении возвращавшихся после Куликовской битвы москвичей. Однако касающийся этого вопроса пункт московско-рязанского докончания 1381 г. представляет известную загадку: «А что князь великии Дмитрии и братъ, князь Володимеръ, билися на Дону с татары, от того времени что грабеж или что поиманые у князя у великого люди у Дмитрия и у брата, князя Володимера, тому межи нас суд вопчии, отдати то по исправе. А что ся ни делало дотоле, как есмя целовали крестъ, томоу въсему погреб до Спасова Преображения за четыре дни. А суд вопчии меж насъ от того праздника всему»[123].
Фраза докончания построена таким образом, что «поиманые» и «грабеж» могут быть как московским, захваченным Олегом Ивановичем, так и рязанским, плененными Дмитрием Ивановичем. В историографии высказывались разные точки зрения на смысловое содержание этого положения договора, но та, что речь здесь идет именно об антимосковских действиях рязанского князя, представляется исследователям очевидной. Заметим также, что в докончании говорится о двух разновременных имущественных коллизиях в отношениях Москвы и Рязани, той, что, так или иначе, связана с последствиями Куликовской битвы и другой, что предшествовала крестному целованию, причем первая решается общим судом, а под второй просто подводится черта.
Относительно всего, «что ся ни делало дотоле» В. А. Кучкин абсолютно справедливо полагает, что имущество, захваченное субъектами договора до момента его заключения, 2 августа (праздника Спаса Преображения – этот день исследователь считает и датой заключения договора) возврату не подлежит, все же взаимные претензии впоследствии решаются в судебном порядке
