После бала - [33]

Шрифт
Интервал

Что касается меня, то я пыталась молчать о Джоан. Я сказала Рэю лишь то, что мы лучшие подруги с самого детства и что она сбежала в Голливуд. Когда он спросил, знала ли я о ее планах, я соврала ему, сказав, как и Сиэле, что знала.

– Она хотела увидеть мир за пределами Хьюстона.

– Но тебе нет нужды видеть этот мир, не так ли, Сесе? – спросил он, взяв меня за руку, и тут я поняла, что все, что его волнует, – это Джоан Фортиер.

Я улыбнулась и покачала головой:

– Нет, все самое дорогое у меня здесь.

И это правда.

Глава 13

А затем весной 1951-го, спустя год после исчезновения Джоан, она вернулась. Вернулась с фанфарами. Однажды вечером я открыла дверь – чтобы встретиться с Рэем за ужином – и увидела ее: маленькая красная сумочка висела на ее плече, аккуратная шляпа красовалась на голове.

Я знала, что она вернется. За две недели до Пасхи Мэри и Фарлоу пригласили меня в Эвергрин и рассказали, что приключениям Джоан пришел конец. Они пытались, особенно Фарлоу, не воспринимать все это всерьез.

– Она хотела стать звездой, – сказала Мэри игривым голосом: я бы не сказала, что она смеялась над Джоан, но все-таки была близка к этому.

– Но затем она поняла, что в мире и без нее звезд хватает, – сказал Фарлоу, выдавив смешок. – Думаю, поняла она и то, что жизнь без денег не столь красочна.

Так у Джоан ничего не вышло. Мне лишь было интересно, почему это заняло столько времени.

– Я знаю, ты долго ждала, – провожая меня, сказала Мэри. – Но теперь она вернется! Ты рада?

Ее голос звучал фальшиво весело, будто я ребенок, которому долго обещали подарить подарок.

– Да, – сказала я, – конечно.

Ответ не заставил себя ждать, но правда была более сложной. Это будто ждать встречи с привидением. Лелеять ложную надежду, что Джоан вернется, хотя надеяться я перестала очень давно. Я жила в Банке среди ее вещей – даже с ее горничной. Это напоминало мне жизнь в мамином доме, в ту неделю после ее смерти, до того как я уехала в Эвергрин. Теперь мне казалось невозможным возвращение Джоан, будто она должна воскреснуть. Как человек, которого я любила больше всего на свете, мог полностью исчезнуть из моей жизни и вернуться лишь спустя целый год? Это казалось волшебством, магией. Одна мысль о ней пугала меня. Я не знала, как она впишется в идиллию моей новой жизни. Я была влюблена. Я научилась любить кого-то, помимо Джоан.

Конечно, я отчаянно желала ее возвращения. Я хотела увидеть ее: сесть рядом, притронуться к плечу. К ней наверняка прикасалась дюжина незнакомцев со времени последней нашей встречи.

Я хотела всего этого так, как в детстве хочешь на руки: я хотела инстинктивно. Хотела откуда-то изнутри, этого нельзя описать словами.

Мы с Сари ждали ее целыми днями. Я не знала точно, когда приедет Джоан.

– Ты вернулась, – сказала я, пялясь на нее.

Я остолбенело стояла, держа руки по швам. Я была поражена тем, что Джоан ничуть не изменилась. Этот миг мог продолжаться вечность – но тут она переступила порог и обвила меня руками. Вот и все, что я хотела понять: Джоан скучала по мне.

Она отошла и осмотрела комнату.

– Неплохое место, – пробормотала она себе под нос, в ее голосе был некий трепет.

– Я сейчас вернусь, – сказала я. Мне нужно было выскользнуть и позвонить Рэю, чтобы сказать, что я не смогу встретиться с ним. – У меня были планы. Но на сегодня я все отменю.

Я взяла руку Джоан в свои. Нужно было почувствовать ее кожу, убедиться, что мой призрак и вправду здесь. Джоан, казалось, не заметила моего волнения. Или моего счастья. Она высвободила свою руку из моих и представилась Сари, с которой они ранее не виделись. Теперь она сидела на диване, гладила ладонью его кожаную поверхность, торжественно улыбалась, а затем встала, открыла раздвижную стеклянную дверь и, театрально вдохнув воздух, вышла на балкон.

– О боже! – воскликнула она. – Вот это вид!

Она стояла и говорила, будто перед публикой.

«Я не публика, – хотелось сказать мне. – Это просто я, Сесе, твоя подруга с детства».

Я позвонила Рэю, а затем вернулась к Джоан на балкон.

– Мы здесь не останемся, – заявила она. – Идем на улицу, только мы, вдвоем. В «Maxim’s».

По возвращении домой я позвонила Рэю. Прижав телефон к уху, я стояла у барной стойки, пока Джоан переодевалась в своей комнате. Я была все еще пьяна от выпитых бокалов вина из известного винного ассортимента «Maxim’s». Мне хотелось услышать голос Рэя. Я хотела провести с ним всю ночь. Мы не были вдвоем, как обещала Джоан; к концу вечера наш столик был окружен дюжиной каких-то людей.

– У нее хорошее настроение, – сказала я. – Думаю, она рада, что вернулась.

– А ты? – спросил он. – Кажется, тебя что-то удручает.

Вот что значит, когда тебя любят. Джоан была звездой весь вечер. Фарлоу и Мэри доедали ужин, когда мы зашли в ресторан; они немного засиделись, наблюдая, как Джоан общается с людьми, подходящими к нашему столику, и рассказывает им о том, что в Голливуде было весело, но не так, как в Хьюстоне. Но Рэя интересовала лишь я.

Джоан ничего для него не значила. Теперь звезда – я.

– Все неплохо, – сказала я, – но я думаю лишь о тебе.


Я не знаю, чего я ожидала. Возможно, извинения? Я пыталась убедить себя, что у Джоан были веские причины уехать.


Еще от автора Энтон Дисклофани
Наездницы

Теа было всего пятнадцать, когда родители отправили ее в закрытую престижную школу верховой езды для девушек, расположенную в горах Северной Каролины. Героиня оказывается в обществе, где правят деньги, красота и талант, где девушкам внушают: важно получить образование и жизненно необходимо выйти замуж до двадцати одного года. Эта же история – о девушке, которая пыталась воплотить свои мечты…


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.