Пощечина - [4]
– Спокойно! Спокойно! – Старый боксер знал, что спокойствие на ринге – это все. – Нервы – плохой союзник, – говорил старик, И обычно Джек не терял самообладания на ринге, даже когда его умышленно дразнили в пытались вывести из равновесия.
На этот раз Боб нашел племянника очень раздраженным.
– Алло, Джек! – воскликнул старик. – В чем дело? Робеешь?
– Нисколько, – ответил Джек.
– Может, ночной концерт расстроил тебя?! Плохо спал?
– Да… Но я принял душ и теперь oтдыхаю.
– Так в чем же дело?
– Меня выводит из себя вот это. – Джек указал на газеты.
– Спокойно. Спокойно. Это не так страшно, мой мальчик. Не так страшно. И среди белых у нас есть друзья. Вот, читай.
Боб вынул из кармана небольшую газетку И передал ее Джеку. Это была левая рабочая газета. По мере того как Джек читал ее, лицо его прояснялось.
В газете какой-то камрэд очень остроумно, тепло и логично защищал Джека от выпадов реакционных писак. О Джеке говорилось как о самом честном и умном боксере, которого когда-либо видел ринг; автор описывал его классически стройное тело, его спокойные движения, в которых чувствуется скрытая сила, ловкость и быстрота тигра, его серьезные и вдумчивые глаза. Пусть Джек не волнуется. Его победа будет пощечиной всем его врагам. Пусть Джек знает, что среди белых у него много друзей. И если на матче, среди публики, их будет меньше, чем врагов, то это объясняется только тем, что рабочим не по карману цены на билеты. Привет Джеку.
Боксер повеселел.
– Спасибо, камрэд, – шепнул он, бережно складывая газету.
– Ну, вот видишь, – обрадовался Боб. – Главное – спокойствие.
И все же в раздевалке, куда доносились шум, гул, говор и крики многочисленной публики, Джек волновался. Это было заметно по тому, как заблестели его глаза. Но это было не то волнение, какое испытывает актер перед выходом на сцену. Джека раздражал этот шум. Он знал, что ждет его при появлении на ринге.
Стоять одному против всей толпы, слушать возгласы, насмешки и презрение – нелегкое дело.
– Спокойно, мой мальчик. Спокойно, – шептал дядя Боб. – Твоя победа – пощечина им, – повторил он фразу из рабочей газеты.
– Правильно, – ответил Джек. И нервный блеск в его глазах потух.
Он надевал халат, когда до ушей его донеслись все разрастающийся, оглушительный гром аплодисментов и приветственные крики. Воздух задрожал от грохота и гула. Это публика встретила появившегося на ринге чемпиона мира тяжелого веса – Джимми Бернса.
– Меня так не встретят, – усмехнулся Джек.
– Наплевать. Наплевать, – с дрожью в голосе произнес Боб. – «Главное– спокойствие.
Но вот шум утих. Кто-то торопливо постучал в дверь и крикнул:
– Пора! Пора!
– Пошли? – спросил Боб, сдерживая дрожь в челюстях.
При появлении негров поднялся яростный вой. По мере их приближения к рингу он усиливался. Кто-то надрывно кричал, кто-то лаял, мяукал, свистал. Джек чуть побледнел С застывшей усмешкой на губах он нарочитр медленно двигался по узкому проходу. Шагавший за ним дядя Боб весь скорчился. Шум и ярость толпы напоминали ему суд Линча. Джек перелез через канаты, ограждавшие ринг, и направился в указанный ему угол. Там уже стоял приготовленный для него стул. За Джеком на ринг взобрался Боб. Джек сбросил с себя халат и, выпрямившись во весь свой шестифутовый рост, огляделся вокруг. Ринг находился под открытым небом. У самого ринга помещался партер. В партере, как полагается, сидела самая богатая публика. Об этом можно было судить по джентльменской внешности сидящих, по их бритым, самодовольным и свирепым лицам. Но это не мешало почтенным джентльменам шуметь и орать больше всех. Народу было так много, что трещали скамейки.
– Эй, Джек! Уходи, пока не поздно! – неслись возгласы.
– Подумай о своей мамаше.
– Гуд-бай, Джек! Ты написал завещание?
Джек повернулся лицом в ту сторону, откуда громче всех неслись крики. Какие злые лица!
Спокойно подошел он вплотную к канатам и пристальным взглядом обвел публику. Твердый взгляд, стройная, словно высеченная из черного мрамора фигура заставили передние ряды партера на минуту затихнуть.
– Молодец, Джек! Молодец! – донеслись из задних рядов отдельные голоса, послышались хлопки.
Джек приветливо улыбнулся им.
«Камрэд», – подумал он.
– Камрэд, – сказал Боб, когда Джек вернулся на свое место и опустился на стул.
В противоположном углу, окруженный свитой помощников, приятелей, репортеров и фотографов, сидел чемпион мира Джимми Берне и о чем-то весело болтал. Вот он поднялся на ноги перед фотоаппаратом, и казалось, что это гризли поднялся на задние лапы. Снова гром аплодисментов и рев восторга.
Хищные глазки Джимми спокойно, по-медвежьи, озирались вокруг.
– Пропал, Джек, – насмешливо, под общий хохот, крикнул кто-то в партере.
Но вот начались приготовления к схватке. Боксеры надевали перчатки. Старый Боб снова начал волноваться. Ни жив, ни мертв, он машинально повторял:
– Спокойно. Спокойно.
– Время! Время! Время! – неслись нетерпеливые голоса с мест. Посторонняя публика уходила с ринга. На ринге остались только боксеры и рефери. Жюри разместились у ринга. Убрали стулья. Стало тихо. Только слышен был раздражающий скрип скамей. Наконец, резко прозвучал удар гонга. Два гиганта, черный и белый, легко сорвавшись с мест, шагнули навстречу друг другу. Джек, как полагалось, протянул руки для пожатия, но руки его повисли в воздухе. Джимми Берне не пожелал пожать руку негра… Оглушительный хохот, аплодисменты и рев одобрения пронеслись по рядам. Джек опешил. Он отступил. А чемпион улыбался публике. Но смущение недолго владело Джеком. Сверкнули его черные глаза, белки налились кровью. Таким Боб его никогда не видел. Почувствовав спиной канаты, Джек в бешенстве с такой силой нажал на них, что канаты, затрещали и выгнулись дугой, вот-вот лопнут. Джек приготовился к рискованному и страшному прыжку: оттолкнувшись от натянувшихся канатов, как от пружины, ринуться всем телом на врага и сразу кончить бой.
![Дикий рейс](/storage/book-covers/09/0917104a91360cd09d3dddf4eb0718e4b963d2bd.jpg)
В течение многих лет (с 1900 по 1917 год) я пробыл за границей. Мне пришлось много скитаться по морям и по суше по городам Америки и Европы.На основе личных наблюдений написаны мною эти рассказы. Во многом они автобиографичны.
![Три бифштекса с приложением](/storage/book-covers/5f/5f44811dcef1799c5d89764ec8349714e31eb274.jpg)
В течение многих лет (с 1900 по 1917 год) я пробыл за границей. Мне пришлось много скитаться по морям и по суше по городам Америки и Европы.На основе личных наблюдений написаны мною эти рассказы. Во многом они автобиографичны.
![Простой пациент](/storage/book-covers/fc/fccfa43d61aac02d57b3b821eb092cfdd9466707.jpg)
В течение многих лет (с 1900 по 1917 год) я пробыл за границей. Мне пришлось много скитаться по морям и по суше по городам Америки и Европы.На основе личных наблюдений написаны мною эти рассказы. Во многом они автобиографичны.
![Хороший урок](/storage/book-covers/2c/2c21025cfe97dc2d96f99c119591d2a3ea6369b5.jpg)
В течение многих лет (с 1900 по 1917 год) я пробыл за границей. Мне пришлось много скитаться по морям и по суше по городам Америки и Европы.На основе личных наблюдений написаны мною эти рассказы. Во многом они автобиографичны.
![В джунглях Парижа](/storage/book-covers/03/033aee5fcd7b84e3f1f4b0ad008629543573d8e5.jpg)
В течение многих лет (с 1900 по 1917 год) я пробыл за границей. Мне пришлось много скитаться по морям и по суше по городам Америки и Европы.На основе личных наблюдений написаны мною эти рассказы. Во многом они автобиографичны.
![Монотонность](/storage/book-covers/66/6684de57defcad56cf50e8be9943fc3f3e389235.jpg)
В течение многих лет (с 1900 по 1917 год) я пробыл за границей. Мне пришлось много скитаться по морям и по суше по городам Америки и Европы.На основе личных наблюдений написаны мною эти рассказы. Во многом они автобиографичны.
![Твердая порода](/storage/book-covers/eb/eb9fba60777c26156f397607a65476527a5f5ffc.jpg)
Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.
![Слово джентльмена Дудкина](/storage/book-covers/a9/a9246c70e2280a99da761b662bab5b8d8e787661.jpg)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
![Мужчина во цвете лет. Мемуары молодого человека](/storage/book-covers/3a/3a287adad88ae81ea252a6f6e4c0737865df8826.jpg)
В романе «Мужчина в расцвете лет» известный инженер-изобретатель предпринимает «фаустовскую попытку» прожить вторую жизнь — начать все сначала: любовь, семью… Поток событий обрушивается на молодого человека, пытающегося в романе «Мемуары молодого человека» осмыслить мир и самого себя. Романы народного писателя Латвии Зигмунда Скуиня отличаются изяществом письма, увлекательным сюжетом, им свойственно серьезное осмысление народной жизни, острых социальных проблем.
![Первые заморозки](/storage/book-covers/26/2645fe069091d96fea6e326bcc527b4dedf4e923.jpg)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
![Плот, пять бревнышек…](/storage/book-covers/d7/d7b86fcd2a78359230bfcbd083e487879ad1d463.jpg)
«Танькин плот не такой, как у всех, — на других плотах бревна подобраны одинаковые, сбиты и связаны вровень, а у Таньки посередке плота самое длинное бревно, и с краю — короткие. Из пяти бревен от старой бани получился плот ходкий, как фелюга, с острым носом и закругленной кормой…Когда-нибудь потом многое детское забудется, затеряется, а плот останется — будет посвечивать радостной искоркой в глубине памяти».