Посеянным в огонь - [7]

Я — БОЕЦ.

Второе полотно он написал на первом, закрыв краской лицо прекрасной женщины, в котором угадывались черты Ины.

Сергей приступил вечером, когда увезли отца Харви, и проработал всю ночь. Теперь это была рука. Розовая, хорошо написанная кожа была усеяна волдырями, из которых, извиваясь, выглядывали черви. Казалось, они шевелились на картине, вгрызаясь в упругие мышцы нарисованного предплечья.

Этого человека иногда называли «Священник». Он обладал даром распутывать сложные дела, тонущие в нагромождении разнородных фактов.

29 сентября, в два часа ночи, Священника поднял с постели телефонный звонок. Полчаса назад в ночной клуб «Гладиатор» уехала бригада оперативников…

Прибывших с Петровки встретили испуганный распорядитель и жалкая кучка уцелевших участников шоу. Почти все зрители разбежались. У подъездов к кинотеатру против обыкновения не было ни одной иномарки. Завадски Гази Магомедович, хозяин этого бизнеса, официально — председатель ТОО «Гладиатор», был убит выстрелом в голову. Второй принял в живот всю обойму. И два раненых телохранителя. Нападавшего распорядитель уже видел в этом клубе. Распухшее, разбитое лицо. Да, его имя можно найти в списках бойцов. Он в столе у Завадски…

Айгумов Харви.

В клубе к Священнику подошла молодая девушка, еще девчонка, и стала что-то объяснять. Нетерпеливый жест — она перешла к самой сути, закричав, что он тут ни при чем, он защищался. Когда Священник очень тихо спросил, о ком она говорит, девушка расплакалась у него на плече.

Меня зовут Ина. Мы жили с ним в доме на холмах. Один дом — и степь вокруг, понимаете? Мы вдвоем. У нас было много запасов — в доме на белых холмах. К нам очень редко забредали гости. Мы жили вместе, как единое целое, и видели, как встает солнце и как оно заходит.

Большой красный закат в полнеба.

Я боюсь, что с ним что-нибудь случится. Сейчас ему нельзя быть одному, понимаете?

Безумец с распухшим лицом обнаружил себя на водоочистных сооружениях города, — Священник внимательно посмотрел на девушку.

— Он обещает отравить воду. Всю питьевую воду в городе.

— Это не он! — ответила она решительно.

Тогда, вставая, он скользнул по ней взглядом — глаза чуть улыбнулись — и, направляясь к машине, бросил:

— Вы поедете со мной.

Харви знал, как опасен противник. Как много у него глаз и рук. Всех, кого мог, он выбросил бесчувственными за ворота сооружений. Оставшись один в пустом здании, Харви достал из нагрудного кармана кассету с Элисом Купером и врубил внутреннее радио на полную мощность.

Потом стал разбирать то, что вынес из санэпидстанции. У него не было уверенности, что холера в пробирках — это холера, а не пустая сыворотка. И потом — ее было слишком мало. Он мог в десятки раз повысить содержание хлора в воде, но это убило бы бактерии. Были еще две бочки пестицидов, концентрата которого, впрочем, тоже было мало для многомиллионного города.

ОН ПОКОНЧИТ С ПРОТИВНИКОМ.

Грандиозность преступления потрясет этих крикливых двуногих. Они начнут оглядываться друг на друга и спрашивать, что стало со временем, если один безумец отравил миллионы. Тогда противнику придется туго. Они все будут настороже, и противник напрасно будет метаться от одного к другому. А если и этого окажется мало…

Покончив с приготовлениями, Харви выбрался на крышу. Он с удовольствием осматривал свой бастион. Положил рядом пистолет. Закрыл глаза.

Сейчас он совершит обряд очищения.

Он — чистое зеркало. Он — боец.

Пошел дождь. Загрохотало, полыхнула молния сквозь опущенные веки. Харви сидел на крыше, положив кулаки на колени, и по обнаженным плечам его, пузырясь, стекала вода. Тело — подставка светлого зеркала. Светлое зеркало изначально чисто. У меня нет родителей. Моими родителями стали Небо и Земля. У меня нет очага — Единое Средоточие станет моим очагом. У меня нет глаз — вспышка молнии мои глаза. У меня нет членов — мгновенное действие, вот мои члены…

Сознание, точно лунный свет, равномерно охватывает противника… Он видит машины с вооруженными людьми, которые несутся по городу в его сторону. Он видит девушку среди них… Нервозность и рассеянность уподобляются облакам, которые мешают правильно угадывать намерения и движения противника.

Я сливаюсь с ним в одно целое. Я — часть этого горячего монстра с красными глазами. Огромный город-паук, и в черную спину его хлещет дождь.

Я вижу мертвые тела, покинутые противником. Я слышу стук своего сердца, которое билось так же ровно, когда я спускал курок. Я вижу тело Завадски — его везут на тележке, укрытое белой простыней, я слышу вой сирен и чувствую тяжесть, которая все больше ложится на плечи.

Эти люди… Их жизни отнял я… Черная туча. Холодная вода. Я посягнул на их души, я только дрался с противником, а они падали, падали… Они кричали.

Тело — подставка светлого зеркала. Светлое зеркало изначально чисто.

Оно трескается… Красные глаза прорезают его, из порезов бьется кровь, черная кровь, она дымится и заливает его, она поднимается до горла и душит… Он бежит назад, к женщине в белом, и прячется в ее юбке. Он видит, как лицо ее наклоняется — близко-близко, — он может сосчитать каждую жилку в ее красных глазах…