Посеянным в огонь - [8]

ПРОТИВНИК!

Харви вскочил и закричал, точно раненое животное. Противник был всюду, он, словно газ, наполнял предметы, его самого, он был даже в костях.

Глаза Харви расширились, а изо рта вылетела пена.

Светлое зеркало изначально чисто…

…Он видел огонь и дым. Он слышал крики людей в мегафоны и видел себя, поливающего автоматным огнем из окон второго этажа. Он видел бинокль на штативе и девушку, закусившую губы. Она смотрела, как он умирает.

Харви видел и клялся, что противник пожалеет об этом. Это он, Харви, боец!

Он уйдет отсюда живым.

Сергей заперся и работал сутки напролет. Когда его спросили: «Ну что?» — он отмахнулся: «Вы ничего не понимаете».

Новая работа пребывала в движении, она беспрестанно менялась. Слепой карлик с вытекшими глазами парил в воздухе — ноги ело были безжизненны и сгибались, как резиновые. Огромная пасть на голове-тыкве была разорвана. Из вытянутой в напряжении глотки вылетел огромный шар на шнуре. Этот шар с радужкой и зрачком должен был означать глаз, а шнур, уходящий в глотку, — растянутый нерв. Но глаз Сергею не удавался. Он бился над ним, пытаясь придать ему некую сверхреальность.

Сергей все больше чувствовал, что идет у самого края и занимается мелочами, не решаясь на главный шаг.

Он не знал, что должен был сделать.

Эта работа пугала всех ее видевших.

Они окажутся в разных мирах и тщетно будут искать друг друга. Она станет тысячью женщин, он — тысячью разных мужчин. Они будут писать письма в тысячу городов, не в состоянии исчерпать ненасытного желания любви. Когда чернила и бумага кончатся, они будут думать, обращаясь к одним звездам, слепо тоскуя, бросая зов в немую ночь и придумывая на него тысячи ответов.

Он опустится в землю на стареньком рябиновом кладбище, а она будет приходить к нему и устало падать в пожелтевшую листву, обнимая мир, в котором он растворился.

Он никогда не состарится и никогда не будет носить желтый плащ. А она, стоя у дерева с последними пожелтевшими маслинами, так никогда не сорвет их.

— Послушай, Харви, ты не можешь вот так запросто свалить в воду несколько тонн хлора. Мы не слышали еще твоих требований. Мы надеемся, что все эти действия преследуют какую-то цель…

Чтобы начался сброс хлора в отстойники с питьевой водой, ему достаточно было нажать одну кнопку на пульте. Он все подготовил и информировал окружающий мир о своей готовности. Делал это Харви с отчаянной злобой, встряхивая механика гидроузла, которого и отправил в качестве парламентера. Он все больше чувствовал, что эта затея похожа на предательский удар в спину. Он ненавидел противника, но кодекс воина был растворен в его сознании, как соль в морской воде. Харви работал всю ночь — таскал мебель, сейфы, оборудование, потом начала греметь кувалда, стали падать куски бетона.

Утром он осматривал свои ладони и слушал, как кричат испуганные противники, направив через забор мегафоны.

Они хотели увидеть его, заметить, ощутить в его действиях хотя бы малейшее проявление слабости. Возле подоконников второго этажа он положил первый автомат, отбитый той же ночью у караула воинской части, и второй спрятал на первом этаже.

Я — МАНЬЯК.

— В конце концов, если он обнаружит себя, мы можем ударить в окна из гранатомета.

Седой кагэбэшник настаивал на броске через главные ворота. Создать видимость атаки и покончить с ним сразу.

Священник спорил, его группа устанавливала приборы наблюдения — если они смогут увидеть его внутри здания, все дело сведется к одному выстрелу из снайперского ружья. Но Священник думал о другом.

На промежуточных станциях воду непрерывно регистрировали. Пока она ничем не отличалась от обычной московской воды. У этого человека есть какой-то четкий план со многими «если» и «а потом». И, кроме того, он превосходный воин.

Нужно было иметь какой-то иной тип сознания, достаточно отвлеченный, чтобы так хладнокровно захватить целый комплекс очистных сооружений. Взять заложника и, продемонстрировав ампулы с холерой, требовать выкупа — любого. Машину, авиарейс.

Ничего такого он не сделал. Что это? Изощренная степень свободы? Безумия?

Сейчас ты скажешь, что свобода и безумие — это одно и то же. Это бред, Алексей. Лучше посмотри, что эта девчонка делает у штатива.

— Я видела его, — сказала Ина, когда Священник подошел. — Это он. Сильно побит, у него оружие. Его нельзя трогать. А может, уже поздно. Я даже не знаю, что могу сделать. Посмотрите, он там.

Она глядела сквозь Священника.

«Харви! Ты здесь, со мной рядом».

Через забор быстро переваливались ребята в бронежилетах и касках. Все происходило стремительно. Они бежали под козырек, к закрытым наглухо подъездам. С той стороны Харви приставил к дверям шкафы и металлическое оборудование, которое сумел спустить.

Машины все подъезжали. Они оцепили очистные по кругу. Ты не уйдешь, Харви, уже. Это утро или вечер? Он лежал в полумраке, обнимая холодный металл автомата, и слушал, как они бьются в двери. Потом брызгами стали вылетать стекла.

Это похоже на Последний Бой.

Он смотрел в небо и видел, как плачут звезды. Он хотел уехать в Америку. Он хотел перестать быть и, казалось, все подготовил… Он хотел понять…