Посеянным в огонь - [9]

ХАРВИ! ТЫ ЗДЕСЬ, СО МНОЙ РЯДОМ.

Они выбивали его с первого этажа несколько часов. Казалось, он следил за всеми сразу, угадывая их перемещения, и встречал прикладом или пулями прямо в оконных проемах. Когда все же удалось захватить этаж, то оказалось, что лестницы разрушены и взобравшийся по веревке безумец практически недосягаем.

Ему словно нравилось воевать. Он находил в этом смысл, как альпинист, взбирающийся на ледяную, безвоздушную вершину. Но почему мы должны принимать участие в его безумии? У этого человека чудовищный комплекс, мания противоборства. Когда они поделили этажи — он вверху, они внизу, — наступило временное затишье.

— Чего ты хочешь?.. А главное — ПОЧЕМУ?! Мы не понимаем… Ответь нам, Харви.

— Что? Ты слышал?

— Он сказал, у вас слишком красные глаза, товарищ майор.

Потом перегородки второго этажа очистных сооружений начали взрываться — снаружи били из гранатомета. Харви кашлял от дыма и перебегал из комнаты в комнату. По фасаду здания окон было больше десятка, он быстро перемещался от одного к другому, смеялся и продолжал простреливать пространство от подъездов до ограды.

Рядом взорвалась перегородка, его осыпало штукатуркой. Он засмеялся и побежал дальше.

— Конечно, я спятил, если пытаюсь услышать голос истины в таком шуме. Но ведь это полет, вся кровь пылает, губы противника исторгают самое сокровенное… Борьба! Не самый ли короткий путь к той единственной вспышке озарения, ради которой человек живет?

Он спрашивал себя и смеялся, отпуская короткие очереди. Ему казалось, что он играет. Живые фигурки спотыкались и падали. Голова кружилась.

— Что есть жизнь, если не это?! — кричал он с остервенением. Автомат заглох, он поменял рожок, но последний оказался пуст. Он выбросил оружие, эту противно звякнувшую железку.

Древние книги солгали. Он так и не полюбил своего Противника великой любовью, и озарение не снизошло на него. В глазах потемнело. Куда-то исчезли все окна.

— Спать… Спать хочу, — бормотал он и шагал в темноте, растопырив руки. Канонада утихла. Что-то случилось с глазами — Харви шагал посреди абсолютной ночи и просил сна.

Потом руки его наткнулись на человека, и на мгновение, прощальной вспышкой, зрение вернулось к нему. Противник стоял перед ним и смотрел нормальными, человеческими глазами. Был он легко одет, и руки его оказались пусты. У Харви остался еще пистолет, но ему надоело стрелять.

— Тебе лучше сдаться, — сказал Священник угрюмо.

Харви засмеялся, дергая щекой:

— Что есть жизнь воина, если не постоянная готовность поставить последнюю точку?

— Есть много других мест, которые не обязательно жизнь или смерть, — возразил Священник. — Например, психиатрическая лечебница.

Они смотрели друг на друга со страхом и интересом. Было какое-то детское удивление и неловкость тишины. Потом Харви усмехнулся.

— Чудовище за решеткой?.. Просто падаль. Сумасшествие прекрасно свободой. Я ухожу.

Он повернулся и побежал, не оглядываясь. На ногах и руках его было несколько глубоких царапин, еще кровоточащих, он был слегка оглушен и полон уверенности, что сумеет выбраться из этой неуклюжей ловушки, расставленной ему противником.

Священник вытянул руку с пистолетом, целясь ему в спину, заколебался и упустил время.

Бега за ним, Алешка. Прострели ему ноги, пока он не выбрался туда, к оцеплениям, под десятки прицелов…

Он кричал это себе и стоял, просто не мог пошевелиться, а жлобы из зала визжали от восторга и тыкали ему в лицо банановой шкурой…

Сергей разжег костер во дворе и одну за другой стал бросать в огонь картины. Пламя весело заплясало, побежало по краске зелеными огоньками, окутало художника дымом.

Я УНИЧТОЖУ НЕВОСТРЕБОВАННОСТЬ ФИЗИЧЕСКИ.

Зло и рок прекратятся со мной — зло моего рода. Я похороню их в землю. Это будет поступок против Бога… которого нет!

Харви лежал на земле, в бурьяне, он отполз как можно дальше от очистных сооружений к лесу. Еще несколько часов рядом шумели люди, лаяли собаки у ручья.

Он лежал на земле и слушал ее, Русь, Иванушку Скомороха и прибаутки его странные. Бетон городов, их ровный гул. Он ослеп, Одуванчик Харви, так не побив своего противника. Слепой боец. И, лежа в сплошной темноте, видел крест, растущий из земли.

Кровь медленно уходила из него в прохладное лоно земли, в ее темные объятия. Иванушка смеялся где-то далеко и звенел бубенцами. Он звал куда-то, но Харви терпел и ждал, он слышал, он ощущал, что его ищет еще кто-то живой.

ОНА найдет его и выходит. Они прожили вместе столько жизней, они придумывали их, эти жизни, словно ненасытные дети, ломали, бросали и придумывали снова.

А Противник ослабел, ушел в землю, исчез сам собой, словно и не было его вовсе, оставив простреленное в нескольких местах тело Харви. И Харви плакал от обиды, что так легко он бросил его, что оставил совсем — один на один с болью.

ДОЖИВАТЬ ВО ПРАХЕ.

Она найдет его. Она не сможет в этом мире одна.

ОДНА. Какое страшное слово, Ина.

В Федоскино много ходит слухов — они ходят все время, извечно, зачаровывая застывших за вечерним чаем художников. Старые бабки разносят их, пугая детей, как пугали их самих, прятавшихся за теплой печкой.