Поручик Бенц - [2]

Когда автомобиль подъехал к немецкому интендантству, Бенц отпустил шофера и сел за руль. Рванувшись с места, он свернул на улицу, ведущую к софийскому шоссе. Дорога была безлюдной и унылой. Но вскоре из-за поворота показалась колонна солдат. Вероятно, из-за ремонта обрушившегося моста им пришлось сойти с поезда и идти в город пешком. Конец колонны терялся в туче пыли. Солдаты шли молча, поникшие от усталости, исхудалые, озлобленные лишениями, но все еще стянутые цепями уже пошатнувшейся дисциплины. Обтрепанная, вылинявшая одежда, измятые фуражки, дырявые сапоги, запыленные и хмурые лица, враждебно глядевшие на вылизанную машину и свежее, холеное лицо сидевшего за рулем, – все это промелькнуло перед Бенцем, пока колонна шла мимо. И хотя то были болгары, нечто вроде стыда шевельнулось у него в груди; он подумал о своем новом мундире, перетянутом блестящими ремнями, о легкой жизни в тылу и развлечениях. У него отлегло от сердца, когда он перестал ощущать на себе взгляды солдат.

Каждый вечер Бенц совершал по шоссе автомобильные прогулки, выжимая из машины максимальную скорость. В быстрой езде было что-то напоминавшее жгучий вкус выпитого залпом спиртного. Притормозив на извилистом участке пути, он помчался к небольшому возвышению на горизонте, откуда шоссе по прямой спускалось вниз. Прежде чем насладиться бешеной ездой, он, остановив машину, оглядел дорогу. Ни точки не виднелось на светлой ленте шоссе. Бенца охватило тщеславное сознание власти над бездушной мощью мотора, который с безумной скоростью домчит его до кромки горизонта и доставит обратно. Минуту спустя яростный свист ветра в ушах слился с ревом мотора.

Состояние грустного покоя настолько зачаровало Бенца. что он не заметил, как оказался перед средневековым турецким мостом из розового гранита. Под мостом с величественной медлительностью катила свои воды широкая и мутная река, окаймленная ракитами, за которыми простирались рисовые поля. По другую сторону моста, среди деревьев, приютился постоялый дворик, маленький и убогий, но сохранивший в своем уединении наивную прелесть хижины из сказки. Немая тишина царила над равниной, обрамленной горами, очертания которых растворялись в голубоватом пепле наступающих сумерек. Набегал ветерок, теплый и влажный, как женский поцелуй, и замирал в первых шорохах приближающейся ночи. Покойно и грустно было вокруг.

Бенц очень удивился, обнаружив перед постоялым двором роскошный лимузин, и остановился рядом. Это был частный, а возможно, реквизированный автомобиль, который сразу же заинтересовал его. Конечно, у лимузина не было аэродинамических форм наших дней, не было ни электрических фар, ни гидравлических тормозов, но для своего времени он представлял последнее слово техники, и Бенц разглядывал автомобиль с ненасытным любопытством дилетанта. Пассажиров не было видно, они, очевидно, зашли в корчму. Бенц сразу разгадал причину их вынужденной остановки: шофер заклеивал камеру. Никудышные камеры из эрзацев каучука, выпускаемые немцами во время войны, лопались на каждом километре.

Бенц выключил мотор, но не успел выйти из машины, как на пороге дома показалась девушка, а следом за ней – два офицера. Один из них болгарин – смуглый, элегантный, в темно-синей гвардейской форме; другой – белобрысый немец, широколицый и курносый, важно выступавший в своем гусарском мундире. Бенц вспомнил, что виделся с гусаром раньше, когда тот месяца два назад приезжал в город как представитель германского командования в составе голландской миссии Красного Креста, доставившей подарки раненым. Поручик Андерсон! В городе, кроме Бенца, не было немецких офицеров, среди болгар он чувствовал себя одиноким и поэтому искренне обрадовался Андерсону. Он подошел к немцу и протянул ему руку. Андерсон пожал ее со сдержанной вежливостью, по Бенц не заметил его равнодушия, потому что все его внимание было поглощено девушкой.

За несколько секунд Бенц успел разглядеть ее, и ему сразу же бросилось в глаза ее поразительное сходство с болгарским офицером. Очевидно, они были брат и сестра. Второе, что привлекло его, – совершенная гармония ее облика. Только потом он увидел, насколько она красива и элегантна. На ней был серебристо-серый костюм английского покроя, шляпка того же цвета и темные кожаные перчатки. Цвет лица был чуть светлее, чем у брата, и в легких сумерках она показалась Бенцу необычайно красивой.

Андерсон представил Бенца своим друзьям – фрейлейн Петрашевой и ротмистру Петрашеву. Бенц, сохраняя серьезное выражение лица, слегка поклонился, фрейлейн Петрашева с холодной вежливостью протянула ему руку. Очевидно, она была не из тех болгарок, которые мгновенно воодушевляются при виде немецкого офицера. Даже в ее жесте проглядывала надменность, возможно, девушка пыталась скрыть настороженность при встрече с незнакомым мужчиной. Так или иначе – была ли она простодушна или надменна, – маленькую руку она протянула с прямотой воспитанного подростка, без жеманства, которое так вредит многим женщинам.

Покончив с церемонией знакомства, ротмистр, пробормотав извинение, пошел к шоферу. Андерсон с учтивой улыбкой произнес несколько лестных для Бенца слов об отличном впечатлении, которое тот произвел на двух голландских полковников, то есть не поскупился на принятые в подобных обстоятельствах банальности. Извинившись, но не так небрежно, как его спутник, он тоже отошел к машине. Бенц остался наедине с девушкой, неприятно задетый безразличием ее спутников. Она заговорила по-немецки, почти без акцента, и рассказала, что шины лопаются уже четвертый раз и что из-за частых остановок они потеряли много времени. Это весьма неприятно, ибо им надо не позже, чем через час, быть в X. Как он полагает, доберутся ли они 8а час до X? Нет? Какая досада!