— Вот не запишите меня, а вдруг из меня чемпион получится? Что тогда? Вон Эйнштейн тоже в школе был троечник, а каким ученым стал…
Но она не спросила. Только от смущения короткие волосы ерошила и все.
Все уже вылезли из-под парт, и на парте перед Оляпкиной лежала горка раскатившихся предметов. Четвертый «а» собрал их не потому, что сильно любил Оляпкину. Просто появился посреди урока повод залезть под парту. Почему же им не воспользоваться? Дудкин под партой в конце концов у Лели наклейку на две переводилки выменял. Ваня Трушечкин съел коржик напополам с другом Каротиным. Коля Потехин увидел это двумя глазами сразу.
— В тропических лесах много насекомых, они донимают слонов. Спасаясь от укусов, слон обливается водой из хобота…
Кате Оляпкиной видны большие уши отличника Бабурина. Они просвечивают на солнце и похожи на листы бегонии. Катя подумала, что дальним предком Ромы был африканский слон. Рома такой же добрый, неповоротливый и от всех насмешек и издевок отмахивается, как слон от комаров и мошек. У него тоже нет в классе настоящего друга, но зато у Ромы такой дневник, что любой тренер встретил бы его с распростертыми объятиями.
Наконец-то прозвенел звонок. Все радостно захлопнули учебники, и из их страниц вырвался тропический ветер. Вера Андреевна задала на дом учить про слонов, антилоп и северных оленей и велела, прежде, чем идти домой, сбегать на улицу — погрузить на машину макулатуру. Всем, кроме Оляпкиной. Четвертый класс высыпал в коридор.
Учительница выразительно взглянула на Катю и вывела в ее дневнике: «Ваша дочь занималась на уроке природоведения посторонними делами».
— Я исправлюсь… — привычно пообещала Катя, забирая дневник с учительского стола.
— Хочется верить… — И Вера Андреевна ушла из класса.
Четвероклассники возвратились в пустой класс, дежурные стали подбирать бумажки и стирать с доски, остальные, поспешно схватив портфели, ринулись на улицу. Протянул руку к своему портфелю и Рома Бабурин, но на стуле вместо замечательного портфеля из крокодиловой кожи и с двумя блестящими замками, лежали скорлупки от тыквенного семечка.
— Отдайте! — взревел Рома и с необыкновенной прытью кинулся к двери, преграждая дорогу не успевшим уйти из класса. — Сейчас же отдайте мой портфель!
— А мы и не брали… — простодушно ответил Каротин Дима.
— Я видел, как с ним директор Андрей Иваныч шел… — ехидно сказал Дудкин. — Портфель с двумя замками — мечта любого директора…
Рома безнадежно отступил в сторону. Он понял, что добровольно портфель никто отдавать не собирается. Он заглянул под парту, за ящик с кинескопом, под учительский стол. Портфеля нигде не было.
Роман открыл дверь лаборантской и вздрогнул. Ему улыбался скелет Вася.
Была замечательная весенняя пятница. Фоторепортер областной газеты Артур Воронухин сидел на скамейке возле автобусной остановки и наблюдал жизнь. На животе у него висел фотоаппарат с огромным объективом, готовый в любой момент запечатлеть что-то необыкновенное. Это необыкновенное должно было быть и веселым, и весенним, чтобы развернул человек воскресный номер газеты и настроение у него сразу стало хорошим.
Но жизнь вокруг была обычной, как вчера и позавчера. Синяя машина привезла молоко в магазин напротив. Пирамидки пакетов в проволочных корзинках. Вот если бы молоко привезла лошадь в белой панаме и с гривой, заплетенной в косички… Вот это был бы кадр! Лошадь с косичками и светофор. Вчерашний и нынешний день на одном снимке.
Воронухин с досадой отвернулся от неуклюжего синего фургона. Он посмотрел в небо. Но вместо весеннего высокого купола, устланного легкими, как лебединые перья, облачками, он увидел прямо над собой ворону. Она сидела на корявом суку и чистила перья. У фотокорреспондента настроение испортилось из-за этой вороны. Потому что он вспомнил, как совсем недавно учился в школе и его дразнили «вороной». Из-за этого Артур терпеть не мог свою фамилию. Он начал уважать ее только тогда, когда увидел впервые напечатанной под снимком в газете. Фотокорреспондент задумался и не заметил поливальной машины. Все граждане заметили и отступили за скамейку, грязная вода осела на брюки Воронухина, отглаженные до тугих стрелок. Он подскочил. Хотел крикнуть поливальной машине что-нибудь обидное, но фотоаппарат стукнул его по животу, напомнив, что Воронухин не просто человек на скамейке, а при исполнении. И крик стих до тяжелого вздоха.
Артур уже решил махнуть на необыкновенное и пойти к цирку, где молодая девушка возле фонтана продавала цветы в прозрачных целлофановых кульках. Он уже сделал несколько шагов в сторону цирка, как увидел, что с противоположной стороны улицы идет собака. Она сосредоточенно ступает на полоски «зебры» и несет в зубах портфель. На солнце поблескивают два замка и ромбик с дарственной надписью. Забыв про мелкие неприятности, Воронухин бросился навстречу собаке, по пути вглядываясь в лица идущих рядом с ней людей. Хозяин портфеля представлялся ему обязательно стареньким — доктором или профессором с зонтиком-тростью. Идет он по городу со своим четвероногим другом… Правда, в собаке не было должного благородства. Широкогрудая, рыжая с черными подпалинами, крепкими кривыми лапами и грязной шерстью на животе, едва ли у нее в роду были рекордсмены собачьих выставок. Собака уже собиралась ступить на тротуар. Воронухин опустился на одно колено, выстроил кадр и чуть было не щелкнул, как собака развернулась и направилась обратно. Воронухин бросился следом, но не заметил, как на светофоре мигнул желтый и зажегся красный свет. Лязг автобусных тормозов и милицейский свисток прозвучали одновременно.
