Майскому весеннему дню радовался даже скелет Вася. Он стоял в тесной лаборантской, которую от кабинета природоведения отделяла тонкая фанерная дверь, и словно улыбался в узкую щелку, откуда доносился шум перемены — шелест страниц, смешки и разговоры.
Скелет Вася был очень старым. Фаланги пальцев потрескались, и сквозь белый гипс виднелась толстая проволока. Его купили в магазине наглядных пособий в самый первый год, когда построили новую школу. Давно выросли первые ученики. Школу заканчивают их дети. Все забыли, почему скелет назвали Васей. Много лет стоял он в углу между двух шкафов — с минералами и рыбами в длинных стеклянных колбах. Высоко на шкафах сидят чучела птиц — горихвостки, чижи, ласточки. Они будто затаились. Открой окно — взмахнут крыльями и останутся на шкафах только бурые от пыли дощечки с бумажными этикетками. Вслед за ними двинулся бы, пожалуй, и скелет Вася, накинув на костлявые плечи темно-синий рабочий халат, что висит на гвоздике за дверью. Вот что значит весна!
В четвертом «а» начался урок природоведения. Последний по расписанию. Учительница повесила на доску картонную таблицу с изображением двух слонов мышиного цвета. Они грустно стояли посреди африканского леса, опустив вниз хоботы и уставившись в землю маленькими глазками.
Учительница Вера Андреевна стояла возле своего стола и объясняла урок.
— Самое крупное животное суши — это слон! — торжественно произнесла она и громко постучала по столу толстым концом указки.
Эта барабанная дробь должна была разбудить совесть Юры Дудкина, классного менялы. На уроках, переменах и даже контрольных он успевает поменять множество разных вещей. Переводную картинку на марку, марку на точилку, точилку на пирожок, пирожок на место в игре «платочек». Сейчас он шептал в затылок Леле Генераловой:
— Пожалеешь. Наклеечка фирмовая… От сердца отрываю.
Леля трясла головой, а Дудкин возмущался ей в затылок:
— Не хочешь — не надо! За такую наклейку мне три переводилки дадут.
— А живут слоны, Дудкин, в вечнозеленых тропических лесах…
— Я слышу! — честно посмотрел Дудкин в полукружья учительских очков. — В лесах…
Учительница перевела взгляд на Колю Потехина. Он, уткнувшись в парту и зажав по шариковой ручке в каждой руке, что-то сосредоточенно писал. Двумя ручками сразу. От напряжения лоб его вспотел, и соломенный чуб слипся толстыми прядями. Не отрывая глаз, за ним с большим восхищением следила соседка по парте Катя Оляпкина. Она знала, что Коля Потехин вторую неделю проводит над собой эксперимент по методу профессора Вагнера. Он думает двумя полушариями о разных вещах, смотрит двумя глазами на разные предметы и пишет двумя руками сразу — правой и левой. Он мечтает научиться одновременно делать уроки по русскому и математике. Катя Оляпкина жутко завидует Коле. Ей такого никогда не добиться.
— Массивным сильным телом, Потехин и Оляпкина, для вас говорю, слон раздвигает ветки в труднопроходимом лесу…
Но Оляпкина и Потехин не услышали голоса учительницы. Они очнулись только, когда учительская указка громко, как африканский барабан, ударила по крышке парты. Обе руки Коли Потехина дрогнули и недописанные строчки закончились закорючками, похожими на учительскую роспись.
Вера Андреевна строго взглянула в Колину тетрадь, а потом на промокашку. В тетради и на промокашке была выведена тема урока «Животные — обитатели суши». В тетради синим цветом, на промокашке — зеленым…
— Потехин, почему ты пишешь двумя руками? — удивилась учительница.
«Хочу и пишу…» — подумал Коля одним полушарием и одним глазом посмотрел в учительские очки. А другим глазом он посмотрел в окно, на чебуречную, и подумал другим полушарием: «Как есть хочется…» Но вслух ничего не сказал.
Тогда Вера Андреевна перевела взгляд на Катю Оляпкину:
— А ты, Оляпкина, встань! Постой, тебе полезно…
Оляпкину всегда ставили ни за что. Ни за что выгоняли в коридор и писали замечания в дневник. Невезучий она человек, попадает учителям под горячую руку.
— И дневник на стол…
Оляпкина, сунувшись в портфель, нащупала дневник, дернула его, но он зацепился за пенал, пенал грохнул об пол и раскатились по полу карандаши, резинки и разноцветные бусинки из Катиной коллекции. Почти весь класс радостно исчез под партами — собирать содержимое пенала.
— Все не как у людей… — сердито покачала головой учительница и, глянув на парты, а потом на часы, лежавшие на столе среди тетрадок, продолжала урок. Вере Андреевне обязательно надо было кому-нибудь смотреть в глаза, объясняя новый материал. Весной это трудно. Кто глядел в окно, кто в маленькое зеркальце под партой, кто на соседа. И только глаза одного человека всегда были обращены к доске — Романа Бабурина, единственного отличника в четвертом «а».
— Толстая кожа надежно защищает слона от сучьев и колючек.
Оляпкина смотрела на картонную таблицу со слонами и думала про то, что не все люди произошли от обезьяны. Она, Оляпкина, от обезьяны. За что ни возьмется — все ломается, валится из рук. Каждый человек в классе чем-то знаменит. Потехин думает двумя полушариями. Ваня Трушечкин играет на саксофоне, и его недавно показывали по телевизору. Роман Бабурин четыре года учится на одни пятерки. У Лели Генераловой самая большая во всей школе коса… Оляпкина хотела записаться в спортивную секцию, и то, оказалось, что записывают туда по школьным дневникам. Листали ее дневник тренеры по плаванью, по лыжам, по стрельбе из лука и только головами качали, читая замечания и разглядывая отметки. Никуда не взяли. Сказали, что спорт — это прежде всего дисциплина. Велели поведение исправлять и учиться лучше. Хотя Катина одноклассница Света Анохина, кандидат в мастера спорта, уроки часто пропускает и учится неважно. Ее и в школе не ругают, и из секции не выгоняют, присвоили третий взрослый разряд. Хотелось Кате Оляпкиной тренера по плаванью спросить: