Поролон и глина - [17]

Я бы не стал вписывать в "устройство мира" все эти рассуждения; главное, чтобы с ними согласился каждый гончар, когда я объясню ему. А написал бы я следующее: "Уже существует мир, в котором абсолютные формы вещей были достигнуты и запечатлелись в умах людей. Люди того мира создали все вещи, которые мы используем, построили дома, проложили улицы. Людьми того мира и о том мире написаны все книги, которые мы читаем здесь. Ими созданы слова, которые мы знаем от появления на свет. Мечта лепщиков не воплотится в будущем нашего мира, она уже воплотилась в настоящем другого. Наш мир — копия того, и сюда иногда приходят люди из того мира, редкие изгои, принося с собой отпечатки абсолютных форм и знание слов и оставляя на пороге живую память. Эти люди — мы. Мы — гончары и предатели — равны, одни ничем не лучше других; наших сил никогда не хватит, чтобы сделать этот мир совершенным. Нам остается лишь надеяться, что, пройдя жизненный путь здесь, мы вернемся в совершенный мир, продолжим жизнь там и не вспомним о бессмысленности и тяготах этого мира. И горе нам, если этот мир — перевалочный пункт на пути в мир еще более страшный".

Последние циклы Элабинт, каждый раз вспоминая эти слова Провода, удивлялся одному. Как мог Провод считать, что гончары и предатели равны? Может быть это он, Элабинт, выдумал все рассуждения, пока скитался в одиночестве по городу, цикл за циклом? Ведь Провод — Элабинт хорошо помнил — однажды написал Моменту: "Мы устроим охоту на предателей, и у тебя будет новая голова".

7.

С этой фразы началось то, что привело Элабинта к изгнанию и одиночеству. Нет, началось немного раньше. Прошел приблизительно один большой цикл его жизни в общине. Мороз отступил, снег стаял, деревья покрылись листвой и снова потеряли ее, вновь образовался снег. Провод писал, что скоро община будет праздновать приход нового большого цикла: на пике все отвлекутся от дел и предадутся созерцанию; один раз в год делать это позволено.

Тем временем, Элабинт стал замечать, что у Момента отстает внешний слой головы. Вначале только кончик, потом все больше и больше, и Момент уже стал ходить по улице правым боком вперед, чтобы ветер не отдирал слой дальше. С утра он стал вылепливать себе веревочку и обвязывать ею голову. Когда цикл шел на спад, он время от времени восстанавливал ее форму. На закате цикла, когда веревочка, стоило перестать лепить ее, мгновенно начинала таять, Момент садился в угол и сидел неподвижно, придерживая бока головы руками. Его начали каждый день оставлять в убежище. Иногда он подходил к Проводу, писавшему "устройство мира", тот отвлекался, и они о чем-то переписывались. Однажды, сразу после такой переписки, Момент вернулся к написанию слов, а Элабинт подошел к Проводу и дотронулся до тетради для переписки, показывая, что тоже хочет пообщаться. Провод открыл тетрадь, и открыл ее сначала на той же страницы, где была переписка с Моментом. Замешкавшись на секунду, он торопливо перевернул несколько страниц. Элабинт написал: "Момент скоро умрет?". Провод ответил: "Может быть, и нет. Слой может отстать до какой-то границы и не отлипать дальше даже несколько больших циклов" — "Момент уже старый?" — спросил Элабинт. "Нет, молодой", — ответил Провод. Элабинт вернулся к своим делам, но не мог вначале сосредоточиться, так он был ошеломлен. Не тем, что ответил ему Провод, а тем, что он успел разглядеть из переписки Провода с Моментом. Он успел прочесть всего две строчки, в самом низу страницы. Почерком Провода: "Мы устроим охоту на предателей и добудем тебе новую голову ". Ниже, почерком Момента: "Нет никаких предателей". Элабинт не мог себе представить, чтобы кто-то усомнился в писанном об устройстве мира.

Он думал об увиденном несколько циклов и пришел к мысли, что если есть сомнения в существовании предателей, это неправильно вести оседлый образ жизни. Нужно исследовать большие пространства вокруг, уходить в длительные экспедиции! Вместо этого все гончары к концу цикла во что бы то ни стало возвращаются в убежище, а писцы к тому же трясутся в начале каждого цикла, что нападут предатели, и спешно вылепливают дверь и держат ее запертой.

Он поделился мыслями о дальних экспедициях с Проводом, но тот ответил: "Ты это сделаешь — и ты станешь предателем. Ты еще молод. Поживи дольше, и поймешь, что мы живем правильно". Испугавшись, что его убьют как предателя, тем более, что Моменту нужна была новая голова, Элабинт затаился на несколько циклов, а сам размышлял напряженно. Община предстала перед ним в новом свете: диктат старшего и бездумное послушание остальных, повторение одного и того же изо дня в день и страх перед миром. Как можно писать об устройстве мира, сидя в убежище и не исследуя его? Даже вещисты, которые ездят дальше всех, никогда не доезжали, например, до Башни, и всегда возвращаются к концу цикла! В Элабинте нарастало возмущение. Он стал думать о том, чтобы уйти. Возможно, даже на целый большой цикл. А потом вернуться со множеством новых знаний. Написать на бумаге перед самым возвращением и вручить листы первому же гончару, который выйдет встречать. Они начнут читать, поймут, какие ценные сведения он принес, и не станут считать его предателем. Но уходить одному было страшно. Шнурки и Скотч — полностью преданы Проводу и донесут. Провод объявит его предателем, и его убьют. Остается Момент. Раз он спорил с Проводом, значит он свободен от догмы. Но самое главное — ему нечего терять. В надежде добыть новую голову, он согласится на что угодно. По-видимому, когда он написал "нет никаких предателей", он имел в виду, что их нет в окрестностях...