Пороги - [31]

— Анна Кирилловна, вы меня вызывали. К вам можно?

— Конечно, Гоша. Заходи, рассказывай.

Нешатов хотел уйти, но Анна Кирилловна его остановила:

— К вам у меня отдельный разговор. Подождите, мы скоро.

Нешатов присел поодаль, рядом с автоматом. Считывающая головка напоминала клюв большой птицы. Гоша с Анной Кирилловной сели за стол. Вид у нее был воинственный, у него — виноватый.

— Ну, что принес? Покажи. Переделал доказательство, как я говорила?

— Нет еще.

— Почему?

— Некогда было.

— Чем же ты был занят, милый друг?

— Ну так, разными делами. Читал Кауфмана...

— Ты уже месяц его читаешь, пора бы и кончить. А статью Миропольского достал?

— Нет еще.

— Бить тебя некому. А почему такой тощий? Ешь ли досыта?

— Отлично ем. Превосходно.

— Где?

— Где придется. В столовой, дома...

— В каком доме?

— В родительском. Или в другом.

Анна Кирилловна вздохнула:

— Эх, Гоша! Глазами ты в мать, смуглотой в отца. А беспутством ты в кого?

Гоша молчал, крутя завиток волос.

— Ну, что мне с тобой делать? Срок аспирантуры кончается, а у тебя еще конь не валялся. Думаешь, диссертацию за тебя напишет кто-то другой?

Гоша все так же молча крутил прядь волос.

— Отвечай: почему ничего не сделал?

— Некогда было, — тупо повторил Гоша.

— Что значит «некогда»? Ты аспирант. У тебя только и дела, что заниматься.

— Я буду, Анна Кирилловна, честное слово. Со следующей недели начну.

— Надо не со следующей недели, а с сегодняшнего дня. Жду тебя в понедельник. Доказательство теоремы исправь. Там у тебя ошибка на ошибке, я на полях отметила. Множить надо не справа, а слева. Матрицу «А» транспонировать. Индексов не путать: первый — номер строки, второй — столбца. Ясно?

— Ясно, Анна Кирилловна.

Гоша ушел. Дятлова жестом указала на место рядом с собой. Нешатов сел на неприятно нагретый стул.

— Вы теперь своих аспирантов на «ты» называете? — почти враждебно спросил он.

— Нет, не всех. Это Гоша Фабрицкий, сын Александра Марковича. Я его с пеленок знаю. И в институте у меня учился. Блестящий был студент, на голову выше всех на курсе. Когда окончил, его направили в аспирантуру. Руководить попросили меня. Я согласилась с радостью. А теперь я его просто не узнаю! Совершенно одичал на любовной почве. Двадцать пять лет балде, а уже дважды женат, один развод в прошлом, другой намечается. Променял кукушку на ястреба. Впрочем, она на ястреба не похожа, скорей на уховертку. Черная такая, острозубая, типичная собственница. Заниматься перестал совсем, свои собственные публикации и то забывает. Теряет двойки и минусы, путает строки со столбцами, в обозначениях хаос. Прошлый раз принес доказательство — какая-то непристойность, научный стриптиз. Главное, способности незаурядные, но ужасен этот перекос в сторону личной жизни... Папа-то, Саша Фабрицкий, мы с ним давно знакомы, тоже был бабником, но ничего похожего. И до сих пор бабник, но легкий, летучий, неприлипающий. Бабы так и глядят ему в рот. Он входит — охорашиваются, окрыляются, тоже летят куда-то ему вслед. Со всеми любезничает, но семья всегда на первом месте. На таком уровне бабничество даже прогрессивно. А у сына каждый раз трагедия. Влюбляется, отдает всего себя, поступает в рабство, готовит ей завтрак, носит кофе в постель, она требует все больше, он постепенно прозревает, разочаровывается, смотришь, и разлюбил. А на горизонте уже другая. Самое ужасное, что страдают дети. Все слова от него отскакивают, абсолютно упругий удар. Когда влюблен, глохнет. Я думаю, если бы Ромео был в аспирантуре, у него тоже не ладилось бы с диссертацией...

Нешатов слушал угрюмо. Юный Ромео в аспирантуре ему не понравился.

— Юрочка, знаете, почему я вас попросила остаться? У меня к вам конструктивное предложение. Хотите возглавить мою лабораторию? Я вам охотно уступлю должность старшего научного. В роли руководителя вы будете куда больше на месте, чем я...

— Что вы, Анна Кирилловна! Ведь вы же доктор наук... — усмехаясь, сказал Нешатов.

— Доктор... Когда это было? Диссертация моя давно устарела, тематика отцвела... В те идиллические времена сравнительно просто было защитить докторскую. По нынешним стандартам я бы не прошла. Тогда женщины-ученые были наперечет, особенно в технических науках, каждая защита — событие. Мне даже предлагали защищать диссертацию Восьмого марта, я не согласилась, прошла в феврале — единогласно. А если правду сказать — что я смыслю в технике? Пустякового повреждения не могу устранить. Вы — другое дело. Давайте-ка на мое место, а?

— Благодарю, но отказываюсь. Руководить кем бы то ни было я не согласен.

...Он вдруг увидел, ясно, до боли, трещины на потолке, кровавую руку...

— Ну не хотите руководить, идите рядовым сотрудником.

— Нет, и рядовым не согласен.

— Какая-то универсальная гордость. Юра, мне очень грустно. Жизнь нас растащила в разные стороны. Не понимаю, не чувствую вас.

— Я сам себя не понимаю, не чувствую...

Когда он вышел, на лестнице стояла Даная.

— Наконец-то. А я вас жду. Наша бабка любит поговорить. Можно вам задать вопрос?

— Пожалуйста.

— Ведь вы пришли сюда, чтобы еще раз на меня поглядеть?

— Допустим, — сказал Нешатов, которому ничего такого и в голову не приходило.