Пороги - [33]

— Не помешаем? — спросил Ган.

— Пожалуйста, — сухо ответила Магда.

Сегодня она была бледна, нехороша, даже волосы тусклы. «И что это пришло мне в голову? — спросил себя Нешатов, припоминая болезненное стеснение, с которым только что думал о ней. — У нее, видно, роман с Толбиным, ну и бог с ними».

— Вот у Юрия Ивановича тут появилась интересная идея, — сказал Ган.

Схему разложили, стали изучать с пристрастием. Нешатов смятым голосом давал пояснения. Ему задавали вопросы. Он отвечал, чувствуя себя человеком. Давно забытое ощущение...

Наконец Магда сказала:

— Тут что-то есть.

В этой скупой похвале можно было прочесть многое: и признание, и удивление, и даже чуточку зависти... И даже намек на симпатию, как ни странно.

— Идея вполне естественная, — вмешался Толбин. — Когда я предлагал нечто подобное, меня не поддержали. Помните, я предлагал кодировать амплитуду яркостью?

— Идею яркости я отбросил, — сказал Нешатов. — Цвет лучше запоминается, он выразительнее. Один из принципов инженерной психологии.

— Кроме того, тут идея доведена до конструкции, почти до рабочих чертежей, — поддержала его Магда. — А там была голая идея.

Вбежал Малых и произнес уже знакомое:

— Что вы тут, заснули?

— Вы посмотрите, какую схему трехмерной развертки предложил Юрий Иванович, — сказал Ган.

Малых по уши погрузился в схему. Нешатов объяснял.

Малых пришел в восторг. «Вот, я же вам говорил!» — выражало его лицо.

— Ну, как? — спросила Магда.

— На большой палец!

— Так что же будем делать?

— Погодите, товарищи, — отрезвляюще сказал Ган. — Не так все просто. Принципиальная осуществимость и даже изящество решения — это половина дела. Другая половина — житейская проза: снабжение, ассигнования, включение в план и так далее. Все зависит от позиции Фабрицкого. Захочет — будем делать дисплей, не захочет — не будем.

В кабинетике Гана Нешатов закурил уже без разрешения.

— Поздравляю, — сказал Ган, не обращая внимания на дым. — Посмотрим, как отнесется Фабрицкий.

— Только и слышу: Фабрицкий, Фабрицкий. Легендарная личность. Что он за человек?

— Коротко трудно ответить. Человек интересный, сложный. Активный, честолюбивый, властолюбивый. Прирожденный администратор. Умеет привлечь людей. В основном добрый, но может быть и безжалостным. Не всегда до конца искренен. Пристрастен. Если любит кого-нибудь, так любит, а невзлюбит — берегись.

— Талантливый ученый?

— Безусловно. Автор ряда серьезных работ, заложивших основы нескольких новых направлений. И, что самое важное для руководителя, воспринимает не только свои идеи, но и чужие. В наше время многие слепы на чужие идеи, он — нет. Поразительно понятлив, схватывает все на лету. Ты только начал говорить, а он уже понял. Руководит всеми работами отдела, и не формально, а по существу. Придет, пошутит и вдруг подскажет что-то, до чего человек сам бы не додумался...

— Не хотите ли вы сказать, что он понимает все эти отчеты, в том числе шевчуковскую жеребятину?

— Он выработал в себе ценнейшую способность понимать в общих чертах, не вникая в частности. Между прочим, это — основное отличие человека от машины. Ей, дуре, надо все растолковать до малейшей подробности. А человеку можно сказать: «Разберись в ситуации и поступай соответственно».

— Видимо, в этом смысле я не лучше машины. Мне надо все подробно растолковать. А вы, я вижу, поклонник Фабрицкого.

— Отнюдь нет. Просто он для меня человек со знаком плюс.

14. Приехал Фабрицкий

Дверь отворилась, и он вошел — пружинистый, легкий, летящий, с облачком темных, чуть поредевших, взвихренных волос. Сразу же цветком шиповника зарделась Лора (вся нестеровская меланхолия с нее соскочила). Молча оживилась Магда. Малых просиял откровенно, Толбин улыбнулся скромно, сдержанно. Даже на суховатом лице Полынина изобразился намек на радость. Анна Кирилловна — та просто расцвела. «Видно, тут его любят», — не без досады подумал Нешатов. Он вообще был против излишней популярности.

— Приветствую вас, друзья, — сказал Фабрицкий, открывая в яркой улыбке сплошные, спереди белые, с боков золотые зубы. — Ну как вы тут поживаете?

— Хорошо, — сразу ответило несколько голосов.

— Вот видите, как хорошо без начальства.

Хор возражений. «Подхалимы», — подумал Нешатов. Фабрицкий обходил комнату, с каждым здороваясь за руку, каждому говоря любезность или отпуская шутку. «И дым отечества нам сладок и приятен», — сказал он, подойдя к Малыху (тот курил). Ган посмотрел с теплой улыбкой:

— Совсем без вас разнуздались.

— Обуздаем, укрепим дисциплину. А сегодня по случаю моего приезда пусть курят. Это будет курение фимиама в мою честь.

Дойдя до Нешатова, Фабрицкий окинул его быстрым взглядом светло-коричневых глаз (беспокойные, они все время двигались из стороны в сторону).

— Юрий Иванович, если не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — ответил Нешатов. «Запомнил-таки имя-отчество», — досадливо думал он, вставая из-за стола и здороваясь с Фабрицким за руку. Рука была смуглая, сухая, сильная в пожатии.

— Много о вас слышал, рад познакомиться, — сказал Фабрицкий, сияя белизной и золотом зубов. — Ну, какое у вас впечатление от нового места работы? Уже вошли в коллектив?