Порода. The breed - [19]
Лиса, всю ночь тщетно пытавшаяся проникнуть через электронный fencing [48] к экзотическим уткам на прудах, обиженно оглядываясь, ни с чем удалилась в ближайшее укрытие — пролезла в живую изгородь, которая за триста лет успела изрядно разрастись, и вернулась в свою тайную нору к голодным лисятам. Ночь оказалась слишком короткой. Но будущая жертва терьеров и гончих привыкла воспринимать мелкие неудачи как должное.
Вопль павлина и холодный луч английского рассвета одновременно коснулись моих растревоженных нервов.
Так просыпается узник Бутырки в первое утро своего заключения. К чему петухи, павлин и будильник, когда с лихвой хватает пережитого накануне! Еще не открывая глаз — и не желая их открывать — я вспомнила все.
Вчера выяснилось нечто ужасное.
Оказалось, что совместить приятное с полезным — светский визит к английской подруге с торговлей льном — мне не удастся. Железной волей Мэй мне было уготовано только приятное.
— Anna dear, — сказала Мэй вчера утром, опрокинув очередную рюмку, — imagine Pam phoning me just yesterday — and do you know what about? — тут Мэй рассмеялась, звонко, но слегка напряженно, — She somehow got an idea that youintended to stay with herfor a weekin that — you know, in that hideousplace — coal everywhere — countryside absolutely ugly Yourkshire, somewhere near Nottingham! [49]
Я похолодела. Пребывание в гостях у Пам было с ней заранее оговорено. Туда же, в славный город Ноттингем, на родину Робин Гуда, должен был прибыть и гуманный дрессировщик — Пам пригласила нас обоих, чтобы ткаческие и текстильные предприятия Йоркшира смогли при нашем посредничестве установить столь необходимый обеим сторонам контакт с русскими производителями льна.
Звонят колокола Ноттингема! Зеленеет дикий Шервудский лес! Натягивают тетиву благородные лучники! Смехом встречает солнце девица Марианна…
Что же ответить Мэй?
— Oh, really [50], - выдавила я. — How funny! — Но, Мэй, почему бы и нет? В конце концов, было бы неплохо, если бы мне удалось встретиться с одним русским — он тоже приедет к Пам по своим делам, — у нас все сейчас такие деловые… Я бы переводила, и, может быть, Пам и этот мой знакомый сделали бы что-то полезное для всех нас. Всего неделя! Мне все равно нужно с ним повидаться. Он, наверное, завтра приедет в Лондон…
— Well, well, well, [51] — медленно проговорила Мэй с тихой улыбкой, глядя на меня пристально и безмятежно. Так кошка смотрит на взволнованную суетливую мышь, отбежавшую слишком далеко от своей норки. — Firstly, dearest [52], я уже все заранее определила. Взгляни, Анна. — Тут она открыла передо мной свою толстую записную книжку — сейчас мы называем это “органайзер”. На голубых страницах, заключенных в черную добротную кожу, я увидела характерные каракули фантастическогоого почерка Мэй — то ли арабская вязь, то ли китайские иероглифы. Расшифровывать их я научилась, два года подряд читая в Москве длинные письма моей подруги.
Ясно было, что автор работал над планом не один день: многое было зачеркнуто и снабжено пометками поверх вымаранного, кое-что исправлено… Но одно было несомненно: весь предстоящий нам месяц приятногобыл пунктуальнейшим образом разбит на дни, а каждый день — на часы и минуты самого приятного, что только возможно себе представить, если руководствоваться жизненным опытом английской светской дамы, посвятившей свою жизнь русской псовой породе и некоторым другим удовольствиям.
— Видишь, Анна, уже послезавтра выставка в Блэкпуле, а после этого, прямо на следующий день, мы летим в Шотландию. Билеты уже заказаны. Ну, а потом… посмотри-ка…
Я посмотрела. Такого видеть мне еще не доводилось. Это была распланированная мечта — мечта, расписанная на месяц вперед с точностью до секунды. Каждое удовольствие имело начало и конец, и Мэй, как искусный архитектор приятного, тщательно определила не только продолжительность и последовательность наслаждений, но и сбалансированность их как элементов целостной системы. Все это строение было строго выверено и поражало соразмерностью частей и грандиозностью общего замысла.
Я поняла, что оказалась узницей. Это была тюрьма, и даже не золотая. Хуже — тюрьма в воздушном замке. Зная Мэй, я понимала, что план будет выполнен непременно и во всех деталях станет явью.
В этот-то момент я и захотела в Москву. Я захотела купить банку пива в ларьке на Плющихе. Я захотела идти по улицам — просто так, куда глаза глядят, прихлебывая пиво из этой банки и думая об Андрее, и ведя с ним бесконечные совершенно абстрактные разговоры, и наслаждаясь его легкостью, его всегда неуловимыми движениями, его вечными колебаниями: то ко мне — и вот он мой, навсегда, то на волю — и я никогда его не увижу, никогда, и пусть! Так в светлом июньском небе кружат стрижи — то ближе, и вот уже рядом, то дальше, совсем далеко, в бесконечность пространства, но миг — и вновь проносятся с криком в стремительном вираже, чуть не задевая… Приеду, заберу у него собаку. Он снова исчезнет. Но когда-нибудь все-таки позвонит, непременно! Быть в Москве! Ждать! Боже, неужели на свете бывает такое счастье?! Желание оказаться там, на свободе, пронзило меня так внезапно, что я ощутила на веках горячую влагу.
Главный герой романа Анны Михальской – эрос. Истоки любви-страсти, сокрытые глубоко в недрах судьбы, и внезапное их обнажение в обыденной реальности, в вечно творящей и всегда ломающей жизни… Но реальна ли эта страсть? Или она обман, самообман, призрак, тающий в весеннем тумане, осенней дымке, зимнем сумраке? Принять Любовь или отречься? Минутное колебание – и она ускользает, но только чтобы… заявить о себе через минуту, день, десятилетие…Судьбы двух героинь-рассказчиц – женщины и лисицы – тесно сплетены и так схожи! Две ипостаси человека, антиподы и двойники, тайные соглядатаи и активные участники всего происходящего, они напряженно следят друг за другом и пристально наблюдают за своими возлюбленными.
Каждый роман Анны Михальской – исследование многоликой Любви в одной из ее ипостасей. Напряженное, до боли острое переживание утраты любви, воплощенной в Слове, краха не только личной судьбы, но и всего мира русской культуры, ценностей, человеческих отношений, сметенных вихрями 90-х, – вот испытание, выпавшее героине. Не испытание – вызов! Сюжет романа напряжен и парадоксален, но его непредсказуемые повороты оказываются вдруг вполне естественными, странные случайности – оборачиваются предзнаменованиями… гибели или спасения? Возможно ли сыграть с судьбой и повысить ставку? Не просто выжить, но сохранить и передать то, что может стоить жизни? Новаторское по форме, это произведение воспроизводит структуру античного текста, кипит древнегреческими страстями, где проза жизни неожиданно взмывает в высокое небо поэзии.
Борис Евсеев — родился в 1951 г. в Херсоне. Учился в ГМПИ им. Гнесиных, на Высших литературных курсах. Автор поэтических книг “Сквозь восходящее пламя печали” (М., 1993), “Романс навыворот” (М., 1994) и “Шестикрыл” (Алма-Ата, 1995). Рассказы и повести печатались в журналах “Знамя”, “Континент”, “Москва”, “Согласие” и др. Живет в Подмосковье.
Приносить извинения – это великое искусство!А талант к нему – увы – большая редкость!Гениальность в области принесения извинений даст вам все – престижную работу и высокий оклад, почет и славу, обожание девушек и блестящую карьеру. Почему?Да потому что в нашу до отвращения политкорректную эпоху извинение стало политикой! Немцы каются перед евреями, а австралийцы – перед аборигенами.Британцы приносят извинения индусам, а американцы… ну, тут список можно продолжать до бесконечности.Время делать деньги на духовном очищении, господа!
Коллекции бывают разные. Собирают старинные монеты, картины импрессионистов, пробки от шампанского, яйца Фаберже. Гектор, герой прелестного остроумного романа Давида Фонкиноса, молодого французского писателя, стремительно набирающего популярность, болен хроническим коллекционитом. Он собирал марки, картинки с изображением кораблей, запонки, термометры, заячьи ланки, этикетки от сыров, хорватские поговорки. Чтобы остановить распространение инфекции, он даже пытался покончить жизнь самоубийством. И когда Гектор уже решил, что наконец излечился, то обнаружил, что вновь коллекционирует и предмет означенной коллекции – его юная жена.
«Да или нет?» — всего три слова стояло в записке, привязанной к ноге упавшего на балкон почтового голубя, но цепочка событий, потянувшаяся за этим эпизодом, развернулась в обжигающую историю любви, пронесенной через два поколения. «Голубь и Мальчик» — новая встреча русских читателей с творчеством замечательного израильского писателя Меира Шалева, уже знакомого им по романам «В доме своем в пустыне…», «Русский роман», «Эсав».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.