Порхающая душа - [8]

Что всем принцам головы рубит

И ни одного не любит.

Маленькая, не плачь.

Ведь это женщина, а не палач —

Ее сердце плачет вместе с тобой.

Скоро-скоро и она станет рабой.

Поцелуй

Молчаливы и холодны были уста,

Но сердце его — ее целовало.

Невеста глупа и проста —

Ей этого мало.

«Разве лучше, чтоб сердце молчало,

А губы горели?» —

Строго сказал он невесте.

Невеста мечтала:

«Ах, если б сумели

Гореть они — вместе!»

Из окна

Смотрю в окно вагона. В жемчужной полумгле

Красные и оранжевые огни заката.

На черной вспаханной земле

Зеленые, бархатные квадраты.

Вдали как точки —

Фигуры крестьян.

А воздух так по-весеннему пьян.

Горько пахнут вспухшие почки,

Влажно пахнет трава.

И так истомно кружится голова

У дивчины в цветистом платочке,

Когда за товарной площадкой

Целует парубок ее украдкой.

Близко от окна проплыла водокачка.

Под краном лужа — пьет воду рыжая собачка.

Популярно

На тротуаре сидел голубок.

Шла старушка. Уронила шерсти клубок

На тротуарные плитки.

Птичка взяла в клюв кончик нитки

И с ней в небо улетела —

На тротуаре осталось клубковое тело.

Слушай со вниманьем:

Это называется «дуалистическим миропониманьем».

Петух

Жестяной петушок на трубе на крыше

Пел: «Живые петухи! А я всех вас выше»!

А рыжий Петька, взъерошенный от чувства мести,

Пел: «А зато ты плоский! а зато ты из жести!»

И помчался в кухню после этого спора,

Так что задрожали пушистые шпоры,

Взлетел на плиту, тряся красною бородкой,

И лег на сковородку.

Изжарился в масле наш рыжий петух,

Но выше трубы поднялся его дух.

Игра

Поздно ночью, когда уснут все птички,

Я подожгу золотым огоньком спички

Твой маленький домик

С сосновым потолком

Для того, чтобы было о ком

Написать стихов маленький томик.

Когда пишешь о том, что есть —

Непременно нужна лесть.

А писать правду смело

Можно только о том, что сгорело.

Что — юность?

Бабушка видит во сне внука.

Жена видит — скуку.

Невеста — жениха.

А мне снятся (когда сны без греха), —

То золотой дворец,

То волшебный ларец,

То нежный принц, то страшные гады.

И очень я этому рада,

Потому, что это значит, что когда мне будет даже сто лет,

У меня в душе будет весенний свет.

Березки

Ах, какие смешные эти березки!

Нарядились! По белым платьицам развели черные полоски,

На ветках повесили зеленые сережки

И стоят на дорожке,

Будто красавицы-девицы —

Ждут, чтоб полюбили их птицы.

Березки, птицам совсем не надо

Красы вашего наряда.

Им крылья природой даны —

Они летуны!

У них воздушно каждое перышко на крыле.

А у вас — листочки-то в воздухе, а корни — в земле.

Апрель

Я не люблю зимы, ее метелей,

И хлопьев в воздухе, как стаи мотыльков,

Ее трескучих ледяных оков —

И в январе мечтаю об апреле.

«Апрель, царевич светлый, не пора ль?»

Ах, нет еще — еще февраль,

А после март, — его обманчиво дыханье,

Но зори марта — как вишневый сок,

Но зори — как безумной кисти пламенный мазок,

Но зори — как холодного пожара полыханье!

И вот — пришел мой радостный апрель

С лицом порочным и наивным —

И как звонка, как переливна

Его свирель!

Я не люблю зимы — ее морозов, вьюг, метелей

И в январе уже — с тоской мечтаю об апреле.

Слова

Как обидно, когда красивое слово

Служит для названия чего-то темного, злого.

Например: как красиво Слово — пиво.

Будто в жизни многоцветной, далекой от нашей —

Золотой легкий напиток в золотой чеканной чаше.

И вдруг — это то, что пьют толстые, тяжелые,

И от него опьянение грубое, невеселое.

Так хочется, чтобы все прекрасное в мире

Было как царь — в короне и порфире.

Дар Яриле

Мне хочется стихи мои, как жемчужинки, снизать

В легкое узорчатое ожерелье,

Потом снова шелковинку развязать —

Разбегутся зернышки говорливой трелью.

Я их соберу, ссыплю в ларец

И понесу в золотой дворец,

А там, если посмею,

Я их подарю

Среброкудрому царю,

Царю Берендею.

ЖАР-ПТИЦА (Алтайское Лито № 2, 1922)

Вы дали крылья моему перу,

Стремительность — его полету,

И я слова теперь беру

Из золотого водомета.

Взлетает к солнцу пенный водомет

И сеет капельные стрелы.

Он — золотой, он — как алтайский мед,

А водоем его — весь белый.

И я сижу на мраморном краю —

Вся в радуге, как некая жар-птица.

И я молчу о том, о чем пою,

И я пою о том, о чем молчится.

I. КУКЛЫ

Куколка из ситца

I

В воду он вошел по колена.

Так приятна ногам загорелым вода!

Называется она Маргарита или Елена,

Разве может она на это смотреть без стыда?

Стыд, это — первое женское дело,

А любопытство — второе.

Как же, чтоб девушка на него не поглядела,

На этого смуглого героя?

Спряталась скромница в частый осинник —

И глаз отвести не может, —

Уж очень вода в озере синяя,

Уж очень золотая у него кожа.

Вот бы посмотреть, как он будет плавать,

Как нырнет, затаив дыханье!

О пловце по всему селу идет слава,

А даром село говорить не станет.

И до чего стройные у него руки!

Как березки на той елани.

Дрожит стрела в ее натянутом луке —

Вот-вот полетит и ранит.

Вышел он мокрый на песчаный берег,

Вытерся простыней мохнатой

И, похожий на хищного, гибкого зверя,

Идет мимо нее куда-то.

Миг — и девушка перед ним.

— В чем дело? —

Глаза в глаза. Она не боится.

— Вы молчите? А я думал, спросить меня хотела

О чем-нибудь куколка из ситца. —

Улыбнулся — и мимо. Как не бывало.

Спокоен, чужд, далек, надменен.

Вспыхнули гневом ее кораллы,

Сверкнули в глазах красные тени.

Невредим! Спокоен! Смеется! Вот как!