Порабощение - [8]

К тому же, Фиц был инакомыслящим, если уж он позволял себе рассуждать и задавать вопросы, о которых говорила Син.

– Пошла ты, – почти беззлобно прошептал он. – Зачем тебе все знать?

– У меня есть дочь. Когда я умру, а это будет скоро, она останется одна. Я виновата перед ней – родила, не подумав о том, как и где она будет жить. Мне не хватило ума не рожать в этом мире. Я должна сделать для нее хоть что-то.

– Ты начала не с того конца.

– Хоть с чего-то нужно начать. Никто не сможет найти верный конец вслепую, и я решила вклиниться посередине. У меня действительно мало времени. Пять лет – максимум, на что я могу рассчитывать. Могу ли я позволить себе рассиживаться и ждать чего-то?

Фиц кивал, давая понять, что ее слова доходят до него. Когда она замолчала, он подождал еще немного, а потом оттолкнулся от стены и поднялся на ноги. Маль тоже выпрямилась.

– Такие, как ты почти вымерли, – сказал он. – Я могу кое-что тебе рассказать, но черт его знает, что со всем этим можно сделать. И не надо было бросаться на меня как оголодавшая крыса, можно было сразу все объяснить по-человечески.

Маль отвернулась и поправила затянутые в узел волосы.

– Кто сейчас что-то делает по-человечески? – спросила она, не особо рассчитывая на ответ.

Фиц дернул плечом и качнул головой.

– Ко мне пришли, – сообщил он, глядя в пролом, специально выдолбленный в стене забора для «поставщиков».

– Удачи, – уже уходя, пожелала ему Маль.

Фиц, как и Син просто не знал, с кем поговорить. Когда они все-таки встретились еще раз, он просто молчал, задумчиво разглядывал ее и временами морщил лоб.

– Покажи мне свою дочь, – через некоторое время попросил он. – Вживую, а не дурацкое фото в медальоне. Покажи мне ребенка.

– А не много ли ты хочешь? – ощетинилась Маль.

– Много ли? Интересно. Ты хочешь от меня даже больше, разве не так? Ты хочешь намного больше. Если я открою тебе все свои пути и связи, то рискую потерять источник дохода, а это сама понимаешь, все равно, что лечь под колеса водовоза и расслабиться. Ты сама заговорила о дочери, чтобы я тебе поверил. Покажи мне, что ты не лгала, и я поделюсь с тобой тем, что тебе так нужно.

Его доводы были разумными и понятными, но показывать кому бы то ни было своего ребенка Маль не хотела.

– Как я ее тебе покажу? Она всегда сидит дома, и я ее никуда не выпускаю.

– Она болеет?

– Нет, но она еще не приспособлена к жизни вне дома. До пяти лет она была отмеченной.

Как только прозвучало последнее слово, Фиц напрягся и заметно оживился.

– Ты работала в Корпорации?

– Да. Хельга не прошла третий тест – выявили какие-то отклонения.

– А что за отклонения? Тебе сказали?

Маль покачала головой:

– Никому ничего не говорят.

Фиц кивнул. Кажется, услышанное его удовлетворило.

– Как обычно. Со сколькими бы я ни говорил, все рассказывают одно и то же.

– И много родителей с отсеянными детьми ты повидал? – Маль тоже зажглась интересом.

Фиц пожевал нижнюю губу, помялся, а потом взял ее под локоть и кивнул вперед:

– Пошли, поговорим там, где будет нормально.

– Я не могу очень долго задерживаться, меня дочь ждет.

– Придется выбирать. Ты ведь ради нее стараешься, нет?

Он все еще не отпускал ее руку, и Маль чувствовала себя неудобно.

– Ради нее, – согласилась она.

В городе не было парков. Не было скверов и мест, где можно было бы посидеть и поговорить. Однако Фиц очень хорошо ориентировался в сложном переплетении улиц и трасс, проходивших под всеми возможными углами прямо над головой. Дефицит места был еще одним бичом Гидрокса, но об этом тоже предпочитали не думать. В таком муравейнике, заставленном небоскребами и перетянутом дорогами, было нелегко найти свободное глухое место, но Фиц знал все, что ему было нужно. Он крепко держал ее за руку и вел вперед сквозь дворы и через транспортные линии, петляя и поворачивая.

– Я не смогу вернуться, с первого раза плохо запоминаю дорогу, – предупредила его Маль.

– Я верну тебя к кухне, а оттуда сама доберешься до дома.

– Уже темно.

– Придется рискнуть.

Он привел ее в темный двор, зажатый между двумя высотными домами, осклабившимися в темноте желтизной голых ободранных окон. Здесь, в самом углу, где стена одного из домов примыкала к бетонному забору, была дверца, которую вряд удалось бы приметить, не зная о ней заранее. Он открыл ее своим ключом и провел ее внутрь. За дверью открылось небольшое чисто выбеленное помещение.

– Ты здесь живешь?

– Нет. Я храню здесь воду.

– Серьезно? Рядом с жилым домом, где, по меньшей мере, две сотни жаждущих и голодных?

– Не прямо здесь. В полу есть лаз, откуда можно выйти кой-куда.

– Далеко же ты прячешься.

– Сама сказала, сколько людей может украсть у меня воду, за которую я плачу свои деньги.

Она ухмыльнулась:

– Прямо-таки свои.

Он пропустил ее насмешку мимо ушей и привалился спиной к одной из стен.

– Давай вываливай, что у тебя там, – поковыряв в ухе, вздохнул он.

Маль заложила руки за спину и тоже прислонилась к другой стене. Опустив голову и упершись взглядом в пол, она заговорила, стараясь выбирать правильные и точные слова:

– Если бы не Хельга, меня ни за что не взяли бы работать в Корпорацию. У меня нет профессии, а родители не были мастерами или ремесленниками. Поэтому, когда моя дочь прошла первый отбор, будучи еще новорожденной, меня приняли только уборщицей. Не мне тебе рассказывать, сколько живут такие женщины.