Порабощение - [20]

В это время в дверь осторожно постучал Фиц. Он тихо предупредил их, что уходит на работу, и Син вышла, чтобы закрыть за ним дверь. Маль лежала и все так же смотрела в потолок. Вода в чаше была ярко-алой и противно пахла кровью. В комнате на кровати лежала маленькая Хельга, которая видела путанные неприятные сны. Маль смотрела в пустой потолок, но то, что видели ее глаза, было почти таким же кошмарным.

Перед тем, как отпустить, Никон дал ей три выходных дня. Маль знала, что это особая привилегия, которая достается далеко не каждой женщине. А еще это свидетельствовало о том, что он надеялся в дальнейшем повторить встречу еще раз. Разумеется, она не собиралась к нему возвращаться, однако три выходных дня и дополнительные деньги оказались не лишними. Было бы лучше выбросить эти деньги, но гордость была роскошью, которую она не могла себе позволить – воспитывая ребенка в одиночку, она была вынуждена чем-то жертвовать. В том числе и самолюбием.

Два дня прошло в тишине и спокойствии. Только изредка приходила Син, которая помогала ей обрабатывать раны и выполнять самую сложную работу по дому. Хельга с опаской смотрела на порезы и раны, но ни о чем не спрашивала. Маль всегда поражалась проницательности своего ребенка, но сейчас это взрослое качество почти пугало ее своей своевременностью и глубиной. Она никуда не выходила – им хватало воды, оставшейся в канистре, принесенной Фицем в то самое утро. Син приносила еду.

Хельга была рядом со своей мамой и днем и ночью. Большую часть первых двух дней они провели в постели, бездельничая и придумывая разные сказки. На второй вечер им удалось соорудить новую полянку и запустить туда «ручных человечков». Ссохшиеся корочки на длинных рубцах противно натягивались, и Маль старалась двигаться как можно осторожнее, но не могла отказать себе в этой простой радости. Ей очень хотелось отдать дочери все тепло, которое она хранила внутри. Пока это было возможно, она использовала каждую минуту и каждый момент.

Утром третьего дня ее стали посещать сомнения. Почему нет никаких вестей от Рувима? Он обещал прислать Фица с сообщением и говорил, что это произойдет очень быстро, но прошло уже двое суток, а этот спекулянт еще даже не появился. Дождавшись Син и узнав, что с Фицем все в порядке, Маль решила, что настало время нанести визит в лабораторию, пока она еще свободна от работы.

Она с трудом натянула на себя платье – наклоняться и вытягиваться было слишком больно. Иногда раны раскрывались и начинали кровоточить. Невзирая на это, она договорилась с Хельгой, оставила ей обед и ужин, а сама ушла знакомой дорогой.

Рувим ее не ждал. Он удивленно застыл на пороге, когда оказалось, что в его дверь постучался не Фиц.

– Добрый день, – глядя в его растерянные глаза, улыбнулась Маль, а затем оттолкнула его ладонями и прошла внутрь.

В лаборатории что-то изменилось. Что-то совершенно неуловимое и непонятное просачивалось сквозь стены и струилось в ее сознание, заставляя напрягаться в ожидании подвоха.

– Как продвигаются дела с синтезом? – повернувшись к нему, спросила она. – Я свою часть уговора выполнила, настал ваш черед.

Рувим беззаботно передернул плечами:

– Остался еще один день, и все будет готово. Тогда можешь привести дочь.

Маль кивнула. Эти обнадеживающие слова почему-то совсем ее не успокаивали. Она уселась на стул и сложила руки на коленях.

– Если позволите, я немного отдохну, прежде чем уйти.

Он согласно кивнул, но, несмотря на это было заметно, что ему не терпится выпроводить ее. Улавливая эти побуждения, Маль специально тянула с уходом. Все то, что она ощущала и видела, не нравилось ей настолько, что она была готова остаться здесь хоть до вечера, чтобы выяснить, почему у нее возникает это необъяснимое чувство тревоги.

Ответ пришел в виде глухого звука. Из второго помещения донесся стон, перешедший в визг. Маль встрепенулась, поднялась со стула, и, не оглядываясь на хозяина, двинулась к двери. Рувим поспешил за ней, но она очень быстро дошла до второй комнаты и открыла ее. Там, внутри, сидели дети. Их было много, и все они имели тот же нездоровый цвет лица, что был у него в те дни, когда она впервые его увидела. Те же потрескавшиеся губы и лихорадочно блестящие глаза. Те же судороги.

Она повернулась к нему, а затем вслепую потянулась за ручкой и захлопнула дверь.

– Все уже готово? – потеряв голос, прошипела она. – Все уже давно готово, верно? Вы уже ввели лекарство этим детям?

Рувим выпрямился, принимая более уверенное положение.

– Дойдет черед и до твоей дочери.

Маль кивнула, хотя было ясно, что ни слова правды он ей не сказал.

– И как скоро это случится?

– Завтра.

– Когда будет готова очередная партия лекарства?

– Именно.

Она сделала несколько шагов по направлению к выходу, зная точно, что он подумал, будто она собирается уйти. По пути она задела небольшой стол с металлическим подносом, на котором были расставлены стеклянные емкости, наполненные какими-то дурно пахнувшими растворами. Она медленно повернулась, взялась за один край подноса, а потом с силой подняла его, стряхнув колбочки и пробирки на пол. Стеклянная россыпь осколков украсила бетонные плиты, и Рувим застыл на своем месте. Длинные рукава платья и толстые полотняные колготки скрывали ее порезы, и он не мог знать, что Маль уязвима. Используя поднос как щит и оружие одновременно, она ударила по другому столу, который так же был заставлен разными хрупкими предметами. За дверью послышался детский плач.