Пора охоты на моржей - [33]

— Ка-а-ко-мей! Снова вернулся! — радостным возгласом встретили его на берегу.

— Ии, да, вернулся!

На берегу образовалась небольшая толпа. Здесь были и Рычып, и Кагье, и его одноклассники Тутыриль и Энмычайвын. Владик тут же узнал все новости. Новости были печальные. Не было в живых Янкоя, неделю назад умер Кальхеиргин, тяжело болел старичок Айе.

— Даже на охоту не выходим, болеют люди, — грустно говорил Кагье. — Из всей моей бригады только двое здоровых.

Увэленцы в один голос поддержали предложение провести катер в лагуну, большинство ее знало как свою ярангу, но все же согласились, что лучше всех это сделает Кагье.

Горловина была километрах в двенадцати от Увэлена. Шли недалеко от берега. Временами Кагье делал крутые повороты, определяя маневренность катера, а перед самым входом в узкую горловину попросил всех выйти из рубки, а Владика оставил рядом и сказал:

— Я не знаю, как надо управлять машиной, поэтому ты дергай звонок, когда я тебе скажу.

Кагье уверенно держал штурвал, словно всю жизнь плавал на катерах. Перед самым входом в горловину он попросил сбавить ход.

— Сейчас, сначала посмотрим. Пильгин после шторма всегда меняется, — пристально вглядывался он вперед. — Вот здесь надо! — и повернул к берегу.

Катер, крадучись у самого берега, подходил к узкой горловине. Вода быстрым потоком неслась в море, и казалось, что она падает вниз. Кагье попросил усилить ход, и Владик дал два звонка. Катер задрожал, нос поднялся вверх. Иван Васильевич стоял у открытых дверей рубки, был совершенно спокоен и не вмешивался. Вдруг катер резко повернул влево и полез словно в гору. Крутой, подмытый течением галечный берег был рядом, и в него можно было упереться шестом. Берег медленно проходил у борта катера. Владик по знаку Кагье показал мотористу прибавить еще ход, и Костя все, что мог, выжал из «Йокагамы». Когда прошли самую узкую часть горловины и преодолели барьер, течение стало спокойнее, и катер выровнялся. Еще километра два, уже на полном ходу, Кагье смело петлял по лагуне, обходя косы и отмели, а потом позвал старшину, передал ему штурвал и сказал, что теперь можно идти прямо, тут везде глубоко.

— Молодец! — похвалил его старшина.

— Ии-кун, верно, — согласился с ним Кагье, не поняв, что значит слово «молодец».

Когда катер стал на якорь прямо напротив школы и труженик «Йокагама» затих, а Владик уже было спустил на воду ялик, старшина сказал:

— А тебя, юнга, отпускаю на все время, пока стоим в Увэлене.

— Зачем же? — возразил отец Владика. — Пусть выполняет свои обязанности.

— Ничего, управимся, вахту держать не надо, стоим как в блюдечке.

И Владик съехал на берег.

За пять лет, пока Владика не было, Увэлен почти не изменился. Появилось лишь несколько новых засыпных домов, построили просторный магазин, а в одном из круглых щитовых домов организовали клуб. Раньше все собрания, торжественные вечера проводили в школе, но школа росла, учеников становилось больше, поселковые мероприятия стали мешать ей. И все же Владик сразу заметил, что многие яранги сбросили с себя почерневшие моржовые шкуры, выглянули в сторону лагуны окна, задымили трубы. Обшили свои яранги тесом и толем Кагье и Печетегин. Ко многим были сделаны пристройки — комнатки, в которых жили грамотные дети хозяев. Сами же старики жили по-старому, в меховых пологах. Трудно привыкать к новому быту, даже на кровати спать страшно, — а вдруг упадешь? Нет, лучше лежать спокойно на теплых оленьих шкурах. Так думали старики. Но все же деревянный дом лучше, и люди понемногу строились сами. Собирал дощечки от упаковочной тары Рычып и думал поставить себе новое жилище рядом со своей старой ярангой.

— Хочу, чтобы как в русском доме было, — говорил он Владику и старательно разбирал очередной ящик. Он тут же выравнивал на небольшой наковальне гвозди и складывал их по размерам в баночки из-под консервов. — Окно будет, дверь настоящую сделаю, печку, а то дым в чоттагине.

— Через год кончу школу, приеду, помогу тебе, Рычып.

— Ии, приезжай, поможешь, — согласился Рычып и усадил, Владика пить чай.

— Сейчас хорошо стало, промкомбинат сделали, — не спеша рассказывал Рычып, — твой отец и мне работу дал. Вон, видишь, сколько я клыков приготовил, — и кивнул головой, показав на три обтесанных теслом клыка. — Потом в мастерской в тисках их напильником обработаю и дам Ренвилю, пусть рисует. А за это мне промкомбинат деньги дает. Рентыт тоже работает, шкуры выделывает…

— Смотри, утки! — вскочил Владик, увидев из яранги, как над школой низко пролетела большая стая гаг.

Рычыпа и Рентыт не взволновали утки, они спокойно продолжали пить чай.

— А ты не забыл? — напомнила Рентыт Рычыпу.

— Ванэван, нет, — ответил он и обратился к Владику. — Твой отец говорил мне, что ты приедешь, я подарок сделал, — и, потирая больную ногу, встал и долго что-то искал в большом ящике с одеждой. — Мэй, Рентыт! — крикнул он. — Где же они?

— Там, там, в углу!

— Вот, нашел, — и протянул Владику совершенно новые костяшки. Шпагат еще белый-белый, пять косточек из больших моржовых зубов чисто обработаны напильником и зачищены наждачной шкуркой. — Еще никто не кидал их в уток. Вай-вай, на!