Популярные очерки о российских императорах - [12]

Примечательно и то, что, прожив восемнадцать лет своей прежней жизни в бедности и волею судьбы оказавшись в мире роскоши и богатства, Екатерина отнюдь не воспылала алчностью и была рада любым подаркам. Так, находясь во Фландрии и собираясь заказать для жены знаменитые брюссельские кружева, Петр просил ее прислать образец рисунка для мастериц. Екатерина же отвечала, что ничего особенного ей не нужно, «только б в тех кружевах были сделаны имена, Ваше и мое, вместе связанные»[14]. Конечно, знатным дамам из высшего общества новая супруга императора могла показаться мужиковатой простолюдинкой, не отличавшейся ни яркой красотой, ни изяществом, ни особым умом. И действительно, она не всегда одевалась по моде, а в общении была не столь умна, сколь тактична. Однако для Петра было важно вовсе не это. В книге «Дворцовые тайны» Е. В. Анисимов приводит фрагменты дошедших до нас писем супругов, которые буквально дышат теплым взаимным чувством, связывавшим мужчину и женщину более двадцати лет. В них — и хлопоты о здоровье друг друга, и тоска без любимого человека. «Как ни выйду, — пишет Екатерина о Летнем саде, — часто сожалею, что не вместе с Вами гуляю». — «А что пишешь, — отвечает ей Петр, — что скушно гулять одной, хотя и хорош огород, верю тому, ибо те же вести и за мною — только моли Бога, чтоб уже сие лето было последнее в разлучении, а впредь бы быть вместе»[15]. Естественно, что в непрерывной череде петровских деяний благое пожелание супругов быть вместе осталось невыполненным, но, как бы то ни было, государь был благодарен своей жене за любовь и поддержку, и весной 1724 г. он торжественно короновал Екатерину, сделав ее уже не просто женой, а соправительницей.

Однако все рухнуло той же осенью. На Екатерину пало подозрение в супружеской измене, и, несмотря на то, что ни доказательств, ни опровержений этому так и не нашлось, Петр был взбешен. Тем более что по иронии судьбы вероятным любовником императрицы был камергер Виллим Монс — родной брат Анны Монс, первой фаворитки Петра, которая в свое время тоже изменила государю. Говорят, что когда Монса впервые привели на допрос, он, взглянув в глаза царю, упал в обморок, а после казни Петр возил Екатерину любоваться отрубленной головой ее камергера и пристально следил за выражением лица своей жены. Екатерина была спокойна. Обвинения в неверности остались неподтвержденными, но былой теплоты между супругами уже не замечали. Неизвестно, переживал ли царь измену «друга сердешненького», или это давало о себе знать расшатанное в постоянных трудах и попойках здоровье, но в последнюю осень своей жизни Петр был особенно мрачен. Через несколько месяцев он скончался.

В ночь с 27 на 28 января 1725 г., когда император еще метался в предсмертной агонии, самые влиятельные государственные мужи России решали вопрос о том, кто же станет новым правителем страны. Проблема заключалась в том, что, согласно указу Петра I о престолонаследии от 5 февраля 1722 г., очередным российским императором становился тот, на кого в своем завещании укажет император предыдущий. Но в силу ряда объективных и субъективных обстоятельств сам Петр назвать своего преемника так и не успел: только будучи при смерти и уже лишившись дара речи, он сделал, наконец, какой-то выбор и, потребовав перо и бумагу, начал писать, но ослабевшая рука государя четко вывела лишь фразу «Отдайте все…» — остальное разобрать было невозможно. По выражению великого русского историка В. О. Ключевского, «Редко самовластие наказывало само себя так жестоко, как в лице Петра этим законом 5 февраля»[16]: сделав себя, по сути, единственным вершителем судеб страны, Петр так и не смог этим правом воспользоваться, и над созданной им империей нависла угроза хаоса. В этой ситуации высшие сановники государства, представлявшие две противоборствующие придворные группировки, схлестнулись друг с другом в борьбе за право посадить на трон своего претендента. Одна из группировок, возглавляемая Меншиковым, состояла из тех, кто был выдвинут на ведущие государственные посты самим Петром и являлся сторонником его преобразований. В другую группировку входили представители старинных знатных родов, не разделявшие проводимых государем реформ и желавшие вернуть себе былое политическое влияние, оттеснив от трона «безродных выскочек». Всерьез опасаясь за свою дальнейшую судьбу, сторонники Петра сделали ставку на его вдову Екатерину, обещавшую им свое покровительство и продолжение петровской политики. Что же касается родовитой знати, то свои надежды они возложили на воцарение малолетнего Петра — сына царевича Алексея, весьма популярного в народе.

Спор между представителями противоборствующих группировок был яростным, ведь многие понимали, что в этом споре решается не только судьба престола, но и, возможно, их собственная. Несмотря на все красноречие и изворотливость Меншикова, большинство собравшихся высказывались в пользу Петра Алексеевича. Однако и тут «птенцы гнезда Петрова» доказали, что не случайно были замечены и возвеличены великим российским монархом: в решающий момент в зале появились прибывшие по распоряжению Меншикова гвардейские офицеры, которые весьма определенно требовали отдать престол «матушке Екатерине», а за окнами раздалась барабанная дробь, извещавшая о прибытии ко дворцу гвардейских полков. «Что это значит? — вскричал фельдмаршал князь А. И. Репнин. — Кто осмелился привести их сюда без моего ведома? Разве я более не начальник полков?» — «Это приказано мною, — отвечал ему подполковник семеновского полка И. И. Бутурлин. — Я привел их сюда по воле императрицы, которой всякий подданный должен повиноваться, не исключая и тебя!»